Из цикла «Шпион Его Величества 1812-й год»
Опубликовано в журнале Новый берег, номер 46, 2014
Публикация
профессора Николая Богомольникова и академика Александра Лаврухина.
Перевел с французского (по подстрочнику) Александр Долинкин.
Научный консультант профессор Сергей Фомичников.
От публикаторов
Дневник военного советника Я.И. де Санглена все более превращается в настоящую тайную придворную историю, что только повышает источниковедческое значение этого незаурядного текста.
Читателю стоит обратить внимание на нового персонажа, появляющегося впервые в публикуемой части дневника. Точнее говоря, он мелькает на протяжении практически всего дневника, но только в декабрьской виленской тетрадке оказывается в совершенно особом фокусе авторского внимания.
Это — М.Я. фон Фок (1777—1831), фигура чрезвычайно важная для истории русского сыска и в целом для русской политической истории.
Фон Фок был управляющим Третьего отделения императорской канцелярии, преобразованной в июле 1826-го года из особой канцелярии при Министерстве полиции, возглавляемом А.Д. Балашовым.
В царствование Николая Первого М.Я. фон Фок стал ближайшим помощником шефа корпуса жандармов А.Х. Бенкендорфа.
В ведении фон Фока фактически был весь аппарат тайной полиции и политического сыска. Именно под его непосредственным началом находилась вся агентурная сеть Российской империи.
А.С. Пушкин (дневниковая запись от 4-го сентября 1831 года), отмечая ум, энергию и сильный характер фон Фока, сожалел об его смерти, считая ее (видимо, иронически) «бедствием общественным»:
«На днях скончался в Петербурге фон Фок, Начальник 3-го отделения государевой канцелярии (тайной полиции), человек добрый, честный и твердый. Смерть его есть бедствие общественное».(1)
По словам великого знатока пушкинской эпохи Вадима Вацуро, фон Фок был «протеже Санглена и даже креатурой его по министерству полиции». (2)
Стоит вспомнить и слова известного русского историка М.И. Семевского: «Этот весьма образованный, тонкий и весьма хитрый человек, приобвыкши, с легкою руки Я.И. де Санглена, многими годами к службе по секретной полиции, был впоследствии правою рукою шефа жандармов графа А.Х. Бенкендорфа». (3)
В общем, можно смело утверждать, что именно Максим Яковлевич фон Фок продолжил дело, основу которого заложил Яков Иванович де Санглен, и создал большую и чрезвычайно разветвленную агентурную сеть, охватывавшую фактически все слои общества.
Рукопись дневника Я.И. де Санглена хранится в муниципальном архиве города Ош, департамент Жер, Гасконь, Франция.
проф. Николай Богомольников
г. Москва
ак. Александр Лаврухин
г. Санкт-Петербург
20-го декабря 2014-го года
1812
26.12—28.12
Вильна
Декабря 25-го дня. Почти полночь
Вот я снова в Вильне. Хожу с де Валуа по морозцу и пытаюсь припомнить апрель-май сего года, когда я оказался здесь впервые. Но я теперь все вижу несколько иначе, не так радостно, как весною.
Стильное здание городской ратуши окружено ветхими жидовскими лавчонками, что почему-то выветрилось из памяти моей.
Улицы в центре немощеные. Они завалены нечистотами. Берега Вилии и Вилейки загромождены навозом и сором выше человеческого роста — слава Богу, теперь все это смерзлось. Но даже жуткий холод не смог ничего поделать с трупной вонью — наследием нынешней страшной войны, в общем-то уже закончившейся.
Декабря 26-го дня.
Десятый час утра
Вчера, в день Рождества Христова, в Государевом манифесте было извещено благополучное окончание войны с проклятым Бонапартом, посмевшим посягнуть на российскую землю.
В тот же день постановлено соорудить в Москве храм во имя Спасителя Христа. А мне вот ныне совсем не до празднеств, отнюдь.
Полным ходом идут допросы (коллежский секретарь де Валуа, бедняжка, совсем валится с ног!) выуженных из подземелий головорезов. Правда, страшно, обидно, что главарь их — капитан Ванденрот, из секретного бюро Бонапарта, исчез, а вернее, сбежал.
Подземный ход начинается на пересечении улиц Субоч и Бакшта. Там есть целая сеть разветвленных пещер (говорят, она существует еще с языческих времен), ведущих аж в Трокай. Так вот, полицмейстер Вейс ужасно опростоволосился. Он в Трокае забыл поставить охрану, что, конечно, он должен был сделать прежде, чем мы начали спуск. И несколько головорезов утекло от нас, в их числе и сей Вандернот.
Я, естественно, сильно осерчал на Вейса. А толку-то?! Серчай — не серчай, а проклятый сей капитан не у нас в застенке сидит, а на свободе гуляет.
А вот бывшая горничная графини Коссаковской все исполнила по уговору. По ее условному стуку люди Вандернота тут же изнутри отперли подземный ход. Потом мы ворвались, схватили и повязали разбойников. И тут нам горничная оказала еще одну неоценимую услугу. Она открыла в своде одной из пещер тайник, содержавший тайную переписку агентши Бонапарта Коссаковской с капитаном Вандернотом.
Подробнейшее знакомство с сей перепиской открыло нам чудовищный замысел неприятеля.
Алина от имени самого Бонапарта передавала Вандерноту самые различные указания, но в целом они сводились к тому, что в одну из ближайших ночей капитан Вандернот со своими людьми должен был покинуть свое убежище и захватить Виленский замок, имея целию лишение жизни нашего Государя и барона фон Штейна и лишь в крайнем случае, буде первые два покушения не удадутся, следовало лишить жизни князя Кутузова.
В общем, горничная вела себя самым отменным образом. Ею я страсть как доволен.
И допросы, снимаемые мною и коллежским секретарем де Валуа, полностью подтверждают данные, содержащиеся в обнаруженной нами тайной переписке.
В ведении допросов участвует и сам граф Аракчеев. Его сиятельство, хотя сам капитан Вандернот и не достался нам, в высшей степени удовлетворен действиями Высшей воинской полиции.
А уж Государь даже прослезился, узнав о нашем рейде в подземелье, и благодарил меня множество раз.
Более того, Его Величество строго-настрого приказал отпустить с миром бывшую горничную графини Коссаковской, непременно выдав ей деньги, коих той должно хватить на дорогу домой (она природная француженка, из Лилля).
Добрейший и великодушнейший наш Император сам пожелал вручить ей деньги, горячо облобызав на прощанье, — и это была самая высокая награда, оказанная сей девице в Российской империи.
В самом деле, бывшая горничная этой неуловимой чертовки Алины помогла сохранить жизнь Его Величеству!
А допросы идут. Я только дал себе возможность отлучиться на полчасика, дабы сделать сии записи. Боюсь откладывать, ибо потом, под напором множества неотложных дел, кое-что может выветриться из моей памяти, что совсем не желательно.
Вместо меня допросы покамест снимает Максим Яковлевич фон Фок, мой новый и неоценимый помощник, иметь коего я давно уже мечтал.
Правда, на самом-то деле, Максим Яковлевич (подлинное имя его, между прочим, — Магнус Готфрид) отнюдь не новый мой помощник.
Я-то как раз в свое время и ввел Максима Яковлевича в министерство полиции и когда стал заведовать там Особою канцеляриею, то ходатайствовал об определении фон Фока в мои заместители.
Позднейшее примечание автора дневника № 1
Директор Особой канцелярии министерства полиции, статский советник и ордена Святой Анны кавалер Максим Яковлев сын фон Фок вступил в службу генваря 1-го дня 1793-го года вице-вахмистром Лейб-гвардии Конного полка, отставлен при Екатерине ротмистром (генваря 1-го дня 1796-го года), однако в том же году вновь принят в службу уже при Государе Павле Петровиче.
В 1811 году, с образованием министерства полиции, фон Фок определяется в означенное министерство в качестве чиновника. Но уже 29-го декабря по моему персональному ходатайству Максима Яковлевича назначают помощникомправителя Особой канцелярии. А 28-го марта 1812-го года по Высочайшему указу фон Фок пожалован в коллежские советники.
Яков де Санглен, военный советник
Декабря 20-го дня 1827-го года
Москва
Быв же назначенным директором Высшей воинской полиции, я просил Государя, дабы именно Максиму Яковлевичу дали место заведующего Особою канцеляриею. Просьба моя была уважена.
Но теперь, в ходе многократных жалоб моих на нехватку умных и исполнительных сотрудников, сей фон Фок наконец-то временно зачислен в штаты Высшей воинской полиции, оставаясь при этом заведующим Особою канцеляриею. Cделано сие было, несмотря на бешеное противодействие министра и моего злейшего недруга Александра Дмитрича Балашова.
И все же фон Фока отпустили на небольшой, правда, срок под мое начало. Ведение допросов я доверил ему в полнейшем убеждении, что Максим Яковлевич, как мой выученик, с сим поручением легко справится, и даже не легко, а блестяще справится.
И он и в самом деле отличнейшим образом справляется.
Можно сказать и то, что фон Фок далеко пойдет! Кажется, он просто родился для сыска. Хотя, конечно, не следует при этом забывать и того, что истинную школу он получил, именно работая под моим началом в министерстве полиции.
Позднейшее примечание автора дневника № 2
И он таки далеко пошел, сей Максим Яковлевич. Войдя в силу уже в царствование Государя Николая Павловича, он стал управляющим Третьим отделением Его Императорского Величества канцелярии, и непосредственному своему шефу графу Бенкедорфу регулярно рассказывал обо мне всякие гнусности, как видно страшась, что меня опять возьмут на службу и тогда я окажусь его соперником.
Но тогда, в 1812-м году, фон Фок всячески лебезил передо мною. Действительно, его будущее в то время во многом зависело от меня.
Однако я и сейчас, несмотря на делаемые им подлости, готов признать бесспорно выдающиеся сыскные таланты фон Фока. Правда, не буду отрицать и того, что шлифовку сим талантам дал не кто иной, как я.
Яков де Санглен, военный советник
Февраля 12-го дня 1829-го года
Москва
Все. Бегу, дабы сменить моего фон Фока. До вечера, мой дневничок! Надеюсь, что скоро свидимся.
Декабря 26-го дня
Почти полночь
В ведении последних пяти допросов принимал участие сам граф Аракчеев, Правда, он никаких вопросов не задавал, но слушал крайне внимательно и что-то порою почеричивал в махонькой синей тетрадочке.
Когда все было кончено, Алексей Андреич отвел меня в сторонку и сказал следующее:
«Что ж, Санглен, все идет отличнейшим образом. Поздравляю! И фон Фок твой — молодец. Он и правда, истинная находка для Высшей воинской полиции. Но я тебе хочу сейчас сказать о другом. Видишь ли, горничная графа Тышкевича, рекомендованная тобою Государю нашему для оказания некоторых услуг, конечно, справляется со своими женскими обязанностями, но вот в чем проблема. Она оказалась чересчур болтлива: разносит по городу и, в частности, передает хозяину своему графу Тышкевичу (а он ведь наш враг), некоторые подробности своих встреч с Его Величеством. Посему решено отказаться от ее услуг. Так что быстренько ищи замену. Утром представь мне список с новыми кандидатурами. Необходимо как можно скорее развеять Государеву хандру. Да ежели прямо сегодня сможешь разыскать, то, как бы ни было поздно, иди прямиком ко мне».
Разговор сей был весьма неожидан для меня, но я бодро отвечал графу, что к восьми утра явлюсь со списком.
Вечером, после ужина, я призвал к себе полицмейстера Вейса и изложил ему вкратце беседу свою с графом Аракчеевым.
Вейс поморщился и довольно таки недовольно отвечал, что у него никого нет на примете, а потом я слышал, как, уходя от меня, он что-то бурчал про нежелание заниматься сводничеством. «Ну и быть тебе до конца своих дней только что виленским полицмейстером», — про себя улыбнулся я.
Потом я вызвал фон Фока. Максима Яковлевича мой вопрос отнюдь не удивил, не озадачил и не вызвал у него и тени неудовольствия. Он задумался и минут чрез пять сказал мне следующее:
«Яков Иваныч, думаю, что смогу быть полезен в сем деле. Видите ли, я все года присматриваю за слабым полом, ведь в нашем сыскном деле помощь его может быть очень даже существенна: сболтнут чего, приметят что и так далее. Я свел знакомство тут с одною горничною, служит она в доме небезызвестного вам графа Пржесдецкого. Наверняка вы помните, что, когда в мае сего года в Вильну приезжал к нам от Бонапарта дивизионный генерал граф де Нарбонн, то сей Пржесдецкий был в числе тех, кто провожал его».
«Максим Яковлевич, вернемся к горничной»,— прервал я подробнейший рассказ фон Фока, ибо французские симпатии Пржесдецкого были мне известны и без него.
«Да, буду краток», — сказал фон Фок. — Так вот, сия горничная смазлива, манеры изысканнейшие, скромна, молчалива и при этом обожает нашего Государя, не в пример своему хозяину».
«А вот что Максим Яковлевич, — заметил я. — Будь другом, съезди-ка ты за нею, все разъясни как следует и привези сюда. Только, ради Бога, не мешкай».
Фон Фок тут же и отправился. Вернулся он довольно быстро и с ним была весьма смазливая девица и видно, что скромная.
Фон Фок шепнул мне, что вручил графу Пржесдецкому семьсот рублей ассигнациями и тот тут же отпустил свою горничную в кратковременный отпуск.
Сердечно поблагодарив фон Фока (кстати, он еще рассказал мне пару очень забавных историй о шулерских проделках Балашова — из той поры, когда наш министр полиции еще сильно играл), я тут же повез горничную к графу Аракчееву.
Его сиятельство побеседовал с ней несколько минут и остался доволен. На сем мы и расстались. Прощаясь, Алексей Андреич прибавил, что ждет меня завтра к десяти утра.
Декабря 27-го дня
Десятый час утра
Допросы мы продолжили довольно рано, уже в шестом часу. Устали как собаки, но результаты превосходные. Уверен, что граф Аракчеев останется доволен, а значит, будет доволен и наш Государь.
Потом мы позавтракали — и продолжили допрашивать до обеда.
За завтраком фон Фок рассказал мне, что в войсках весьма обескуражены вот каким обстоятельством: главнокомандующий князь Кутузов лишь спит, да закатывает обильные обеды, практически не интересуясь тем, что происходит в армии. Зреет недовольство и тем (подчеркнул фон Фок), что светлейший и государственный секретарь Шишков шушукаются по углами интригуют против заграничного похода.
В самом деле, ежели светлейший не спит и не ест, то бурчит и предрекает нам неудачи.
Вот любимая нынешняя присказка Михайлы Лаврионыча:
«Самое легкое дело — идти теперь на Эльбу, но как воротимся? С рылом в крови!»
«Тут, конечно, не измена, а всего лишь трусость»,— стал оправдывать Кутузова коллежский секретарь де Валуа.
Да, не иначе, светлейший князь до сих пор (а началось сие еще при Аустерлице) панически боится злодея Бонапарта и убежден, что в бою его нам никак не одолеть.
Господи! Хоть бы поскорее вернули нам Барклая!
Но начинаем мы заграничный поход, увы, именно с Кутузовым. Хорошо, что с ним Государь и барон фон Шейн — заклятый враг Бонапарта и великий умница, а то старик натворил бы глупостей.
Декабря 27-го дня
Полдень
Давно уже я не видел графа Аракчеева, известного своею вечною угрюмостию, в таком радостно-приподнятом состоянии.
Как только я вошел в кабинет, Его Сиятельство подошел ко мне, торжественно потряс руку и, буквально сияя, заметил:
«Санглен, поздравляю тебя от души! Девица оказалось отменною. У Государя хандра прошла совершенно. Его Величество весел и безмятежен — таким я давно его уже не видел. В общем, редкостная победа. Думаю, что надо нам девицу взять с собою. Я уже отдал приказ об оформлении ее в штат государевой обслуги. А ты поезжай и, не медля, выкупи девицу у графа Пржесдецкого за ту сумму, которую он назначит. Поезжай и не торгуйся и возвращайся лишь после того, как выкупишь. А вернешься — награждение тебе обеспечено».
Я, не медля, прихватив с собою и фон Фока, отправился выполнять указание Алексея Андреича.
Графу Пржесдецкому я с ходу бросил:
«Милостивый государь! Нам прекрасно известны ваши бонапартистские симпатии. Но мы готовы закрыть на них глаза, ежели отдадите нам вашу горничную — мы берем ее в придворный штат».
Граф побледнел и тут же пролепетал: «да», а я вручил тысячу золотом, получил аттестат и, совершенно счастливый, отправился в Виленский замок к Алексею Андреичу.
Когда я вручил аттестат горничной графу Аракчееву, то его сиятельство радостно крякнул и даже обнял меня: «Молодец, дружок. Ты верно служишь царю и Отечеству».
Декабря 28-го дня
Третий час утра
Через час Государь Александр Павлович со своею свитою начинает движение в сторону Немана. А войска наши уже выступают. Наконец-то! Виленское сидение, слава те Господи, закончилось.
Несмотря на все отвратные кутузовские интриги прошедших дней, заграничный поход таки будет! Точнее, он уже начался.
По ходатайству графа Аракчеева я тоже буду принимать участие в походе и причислен к свите Его Величества. То-то Балашов осерчает! И опять начнет свои козни строить. Ну да Бог с ним!
C собою я беру бесценного моего фон Фока (пусть он дойдет с нами хотя бы до прусских земель, которые известны ему, как мне родная Москва) и еще нескольких моих людей: прежде всего это коллежский асессор барон Розен, капитан Ланг, полицмейстер Вейс и ротмистр Винцент Ривофиналли.
Эх, с тяжелым сердцем буду я возвращать Максима Яковлевича назад, в министерство полиции, этому треклятому Балашову!
В общем, едем!
Ровнехонько через двадцать минут собираемся у Большой Ремизы, насупротив отеля Нишковского, и отправляемся все к Виленскому замку, где и присоединимся к государевой свите.
В ближайшие недели и месяцы работенка у нас, несомненно, будет, и не шуточная. Думаю, что злодей Бонапарт еще не раз попробует свести счеты с нашим Государем.
Примечания
1 А.С. Пушкин. Дневники. Автобиографическая проза. М., 1989, с. 50.
2 Вадим Вацуро. Готический роман в России. М., 2002, с. 240.
3 Русская старина, 1882, кн. 1, с. 43.
