Опубликовано в журнале Новый Берег, номер 46, 2014
***
Степь да лес,
Синь и зной,
Смех да звон,
Светлооких небес тихий лён.
Пыль и дым,
Песнь и плач,
Свет и гарь,
Да читает псалтырь
Пономарь.
Хлеб да быт
Был моим.
Жизнь — сон.
Студь глядит
Из разбитых окон.
***
Я изогнусь зверёнышем, змеёй,
В свой образ вгрызшимся древесным пьющим корнем,
Чтобы успеть до смерти стать землёй,
Сроднившись, слившись, впившись, вздрогнув — вспомнить.
И вот тогда, горевшая во всём,
Во мне проявится пылающая сила
Протуберанцем, молнии огнём,
Сведя в единое всё то, что было.
Могила тёмная отверзнется тотчас,
И с мёртвых глаз я уберу монеты,
Преодолев рождения экстаз.
***
Мне грезились в нависшей тишине
напевы капель в старом водостоке,
как ветер, вспоминая обо мне,
шептал, порезавшись об острый край осоки,
как постепенно вкрадываясь в кровь,
дрожала жалоба беспамятства осины,
как пахла плугом вспоротая новь,
как из долины приходили сны
в туман болот и в гиблые трясины —
в весну, где я из глины тишины
вылепливаю голос окарины.
***
О любви, о любви, о любви,
И воздетые руки пророка,
И палило солнце глаза
И заливало обжигающим потом.
О любви болел он и пел,
О любви, и почти без сознания
О любви, задыхаясь хрипел
О любви и любви пел Осанну.
О любви, о любви, о любви,
И сводило воздетые руки,
И солнце меркло в глазах,
Наполняя божественной мукой.
О любви, о любви, о любви,
В раскаленном, безжалостном камне,
В полуденной нагретой пыли,
О любви и любви пел Осанну.
И пусть мир переполнен и стар,
И меняем любовь как монету,
Этот солнечный удар
Настигает певцов и поэтов.
***
Горько влюбившись в осенние астры,
В ветви пурпурной ранетки,
Хрупкий светильник алебастровый
Рук моих грею светом
Тусклых светильников трамвайных,
В поручни мёртво вцепившись,
Грустно читаю в лицах случайных
Прошлое и несбывшееся,
Тщетно тоскуя по милому краю
Цепкой бездомной болью,
Города шумного не замечая,
Тихо бреду по полю.
***
Во мне растут кристаллы льдистой боли.
Слепые силы, взросшие в неволе,
Во мне тягучим пламенем текут.
Мне тяжела моя непринадлежность.
Я — сирота, без отчего крыла, живу я там,
Где память умерла.
Я вижу так, как видел Он когда-то,
Я вижу знаки, знаю имена, но
Истина на семь цветов разъята, а
Я — черна.
***
Вдова в зелени
Вдова в зелени
Аквилегия
Отражение
В глазах сверкание
Светлые слезы
Вдова в зелени
Синяя звездная
Аквилегия
Аквилегия
Тихий альт
От альфы до омеги
В луговой
Прогретой неге
Холод звездный
Аквилегии.
***
В снежном мареве города окон огни,
В этом сонном пространстве ни края, ни дна,
В этих сумерках слиты и ночи и дни,
В этой мёртвой молитве поёт тишина.
Сквозь немые просторы дворов и дорог,
В гулких арках домов, в забытьи недостроек
Разглядеть Вы сумеете в сутолке строк
Потаённые смыслы, омертвевшие в слове.
И тогда, словно хлеб, разделю эту боль,
И моё одиночество треснет надвое:
Вы прочтёте меня, как забытый пароль
К сокровенному миру, умершему в слове.
***
Приоткрыв янтарное оконце,
Заструился яблоневый смех,
Словно, передразнивая солнце,
Улыбнулся первородный грех.
Томная и пряная услада
Холодна, как крылья родника,
И легка небесная громада
В опрокинутых под ветки облаках.
А под прелым зноем листопада
Забродили буйство и вино —
В самом сердце брошенного сада
Киноварно-золотое дно.
По ночам туман превозмогая,
Смешиваясь с запахом болот,
Словно вздох хмельной земного рая,
Яблоневый остров мой плывёт.
***
Весь луг застыл, как травяной некрополь,
И трепет капель не нарушил сна.
Ломалась и крошилась тишина,
Расплескивал печаль огромный тополь.
Осиный яд и паутины прядь:
Твой образ вырезан в гниющей сердцевине
Осины лопнувшей,
Стоящей там, где гать,
Как молоко сосёт туман трясины.
.