Опубликовано в журнале Новый берег, номер 43, 2014
***
…как поклоняются умы
фигурам речи и ударам тьмы,
и очертания берут – всю власть,
всю совесть;
как раздеваются, знакомясь,
земля и небо с двух сторон стекла,
хрусталика и древней киноплёнки,
как время плавится, вцепившись в шестерёнки –
источник боли,
проводник тепла…
***
пепла холодную шугу
поворошив кочергой
человек отстраняется
к очагу
подходит кто-то другой
что-то делает с воздухом и с самой
комнатой
нет огня
и слышится глухо как за стеной
отойди от меня
непонятно одна звезда говорит
другой или разом все
человек устраняется как вид
на жительство в этом сне
***
Младенец вербы говорит за взрослого:
кому повем, кому поверю на слово?–
обнявшись у порога високосного,
расстаться ласково
не может верба, человек – тем более:
двумя руками – что ветвями многими:
здесь главное, чтобы тебя не поняли,
но – губы дрогнули…
***
…лабиринты лилий, большая отмель,
и древний «опель»
смотрит фарой издалека –
из-под воды, где в русло вошла река,
а цветы пропали – а то переплыли бы за тобой
последнюю в жизни боль,
но бегство – едва ли самоубийство,
просто тени затопленных тополей так быстро
высоко вымахали, выломали свет и звук отрубили
в подводном автомобиле…
***
…ты ходишь, чуть улыбаясь…
…ты плачешь, чуть задыхаясь…
Ещё одно у ребра есть
предназначенье, каюсь –
вычеркнуть острым краем –
что там болит, скулит…
Я не Адам.
Я Каин –
пробуй снова, Лилит.
***
Екатерине Симоновой
Воздух окрашен – слоями – под жемчуг
и под орех.
потускнела дубовых крон прорезная жесть.
Наступает осень: плечи склоняются
под сукно и мех,
лица запоминаются как есть,
руки задерживаются возле дверных скоб…
В полыни, струящейся, как дым,
лежит красное яблоко, и земля в ледниковый столб
промерзает под ним.
Словно в пестрое зеркало, в своё домашнее никогда –
ива глядится в опавшие листья, совсем пуста.
На краю поля стоит человек — как стоит вода
в желобке листа.
***
…трепет, проигрыш в лотерею
ты не вспомнил – ладонь узнала…
Мне ж не холодно – под твоею,
мне ж не боязно – для бальзама
яды смешивать против правил,
чтоб не спрашивать – помнишь, нет ли…
Там, где ветер силки расставил,
птицы сами влетают в петли.
***
…Бог мой свидетель — что осень была, сплыла,
что на шее зимы венок из ящериц и мышей.
Кто стоит под стрелой, тот не может сказать
«стрела» –
говорит «мишень».
«Только ты не мешай мне, – трава говорит земле,–
я почти не в себе, я уже не в тебе почти –
белую ленту зимы повязали мне,
сквозь неё зрачки
сыплются как семена в обозримый прах…»
Бог мой – водитель призраков на горах,
кислородного голоданья щит
перед этой печалью, давно позабывшей страх,
(где послушать – какой-то воробышек-вертопрах
одиноким зуммером верещит)…
