Опубликовано в журнале Новый Берег, номер 43, 2014
***
улитка улитка
рогатый зверек
уныло ползущий по свету
летать ты им что ли давала зарок
зачем твоих крылышек нету
не дрогнет воздушных течение струй
твой чуб непослушный пригладить
а ноги хоть даже они существуй
к такому шасси не приладить
и нищий в котором ты
сохнешь одна
над книжкой в жару или в стужу
сиротский твой дом без дверей и окна
с единственным лазом наружу
что пользы на мир
утонувший во лжи
из маленькой пялиться жизни
другие вообще от природы бомжи
бездомные в кустике слизни
без шанса в блиндаж добежать малышам
на звук материнского клича
такое животное даже мышам
несложная к ланчу добыча
мы эвкариоты я родом из вас
присядем сестра на минуту
темнеет в орбитах от втянутых глаз
и брюхо прилипло к маршруту
давай мы своих сосвистаем
скорей
сомкнетесь в ряды и споете
мы поле улиток от гор до морей
раз выхода нету в полете
не вытопчет племя
подошва врага
ступайте в нору человеки
созвездий касаются наши рога
и к панцирю панцирь навеки
чайник
чуть полгода прочь приезжает всадник
мы сидим в избе на овсе и квасе
разбирает задвижку меняет сальник
отбывает дальше по снежной трассе
в остальные слабые пункты схемы
это кровь земли на которой все мы
мы живем не помним с
которой даты
на снегу кругом кровяные пятна
иногда на запад толпой солдаты
иногда другие бредут обратно
хорошо оставят с полмиски каши
недопитый штоф вот и хватишь лишку
кто тут враг пойми а какие наши
все лучину жжем да читаем книжку
научили нас кирилл и мефодий
год слагается из двух полугодий
есть места на свете где меньше снега
даже слово у всадников есть погода
там вода как из чайника льется с неба
там светает чаще чем раз в полгода
приходил медведь почесать загривок
арматуру запорную снес как спичку
рыбаки в той книжке ловили рыбок
но пришел чумовой и закрыл кавычку
вот последний с алыми галунами
опростает кружку попросит супа
вечный чайник милость пролей над нами
полуштоф бегом из буфета сука
со стрехи солома и воздух спертый
мы считали всадников он четвертый
свет в конце
снова грохнуло в шпурах тряхнуло на крепи огни
мы тянули в базальте тоннель до последнего пота
все как черти в аду месяцами не видишь родни
здесь маркшейдер не имя еврея а просто работа
этой лажи не ждали он прямо лежал как игла
проверял буровые там в пробах ни лесса ни ила
только вдруг поперек нежеланная жила легла
застонала порода и нас со спины завалило
кислорода в обрез развернуть я бригаду не мог
там кварцитом обратная трасса битком до стропил вся
мы последний тротил заложили в последний рывок
метров десять по курсу последний базальт расступился
я пишу этот текст на
колене пристроив блокнот
хоть вокруг ни фотона наощупь что нос что ключица
в безнадежном расчете что кто-то из прошлых всплакнет
и рассеется мрак и живой человек огорчится
неподвижен язык разведенного наспех костра
на сетчатке завис и не светит стеклянный он что ли
здесь была бы хоть боль по оставленным близким остра
но уже ни любви за пробитым базальтом ни боли
это черное небо не помнит ни звезд
ни планет
не с чем сверить маркшейдеру летосчисление ада
утверждал же философ мактаггарт что времени нет
только это в тоннеле а тут его больше чем надо
потому что прописано не исправленье
а месть
и живые пыхтящие следом уже не родня нам
потому что искомая вечность действительно есть
но не движется с места и вся оказалась обманом
***
как дубы в декабрьский мороз одевает иней
так при встрече с драконом или подобной мразью
утверждал исидор севильский и старший плиний
ихневмон себя покрывает засохшей грязью
без просветов подробно чтобы забила ноздри
до истоков хвоста обеспечивая преграду
огнедышащей пасти и лапам врага а после
извернувшись червем впивается в глотку гаду
не поклеп на рептилий предки на страсти падки
но не так ли и мы накануне последней схватки
вот уже обложили не ждите напасти хуже
неизбежен финал без отпора свирепым сворам
больше некогда ждать и каждый с рассвета в луже
с головой по рецепту плиния с исидором
если будешь в лакедемоне путник поведай
мы ударили в грязь лицом но горды победой
смерть поэта
вот сбегают к бухте горы
зависают над водой
там стоит считая годы
драматург немолодой
над юдолью слез и праха
размахнул орел крыло
обмирает черепаха
в мощных лапах у него
в перьях бешеная сила
словно молния в грозу
быстро лысину эсхила
хищник высмотрел внизу
видит будто бы комета
в золотом сиянье вся
вмиг роняет на поэта
пресмыкающееся
череп кровью намокает
от беды в глазах серо
и навеки умолкает
в мире вещее перо
век проходит лавр увянет
пень разносит от колец
так и нам с тобой настанет
неожиданный конец
только б светлая эллада
в памяти не умерла
только вверх смотреть не надо
на финального орла
***
в некоторых снах
повадились искусственные люди
не те что рождены как все из нас
а сотканные из пространства но
когда видны они почти живые
их не бывает но они со мной
вот например одна сидит и молча
уставилась в стакан глаза слегка
навыкате и рыжие ресницы
ей больше негде быть она и так
пропала если я проснусь
когда
я позабуду спать и просыпаться
мне больно знать куда они исчезнут
на свете места нет куда бы им
тактично отлучиться если я
вдруг прекращу их видеть и вообще
развеюсь в чьей-то памяти я сам
питомец неизвестного приюта
мы словно снега талые слои
молчим в стакан и бедные бездомны
снаружи снов пустите всех в свои
сольфеджио
как надо петь проспектам и мостам
шиповнику и придорожной пыли
чтоб все предметы по своим местам
расположились и в дальнейшем были
с объектами такой величины
управиться на свете непогожем
нам нелегко мы петь обречены
мы просто больше ничего не можем
когда у нас ослабнут голоса
на траверсе зимы к ее приходу
пустеющего спектра полоса
пронижет обнаженную природу
когда растают тени и тела
кто опознает в отголоске малом
вселенную какой она была
напетую любительским вокалом
июль в проеме дачного окна
и сердце сильным пульсом как столица
останься здесь хоть иволга одна
секунд на семь пора еще продлится
последняя без эха и молвы
сквозь вакуум мерцающая еле
но это было все что мы могли
когда стояли у окна и пели