Стихотворения
Опубликовано в журнале Новый берег, номер 42, 2013
***
Иногда мне кажется, что меня
нет.
А других, не тех, кто я, – им числа несть.
Подойду растерянно: «Ты-то, мой свет,
расскажи, пожалуйста, им, что я – есть».
Отойду я в сторону. И придет
сон.
И во мгле размеренной мой глядит свет.
То туда потерянно, где всего – сонм.
То туда рассеянно, где меня – нет.
***
Поймали мышки котика,
коварные, как тать.
Мы будем, обормотика,
тебя сейчас пытать.
Всю жизнь мы по инструкции
спасались от беды.
Хотим теперь деструкции
и всякой дерриды.
Какую Апологию
задвинуть мог бы кот!
Да больно мышки строгие.
И совесть не дает.
Печальная история.
Но есть ли здесь печаль?
И мышкам – жизнь без глории.
И котика – не жаль.
***
На меня упала кукла.
Лампа в комнате потухла.
Просветленному уму
Было б ясно, почему.
Что зачем-то полумгла
С полу на сердце легла.
Кукле что-то не сидится.
Лампе что-то не горится.
***
Я знаю, что это за милость.
Чьи это шляпа, зонтик, трость.
Иначе все давно б случилось.
Иначе б все уже стряслось.
Он водит нас. Играет с нами.
Он гонит нас во все концы.
И в потайном его кармане
всегда – златые леденцы.
***
Как кабачок без «Мурки»
тоскливая мура,
так городок без дурки –
никчемная дыра.
С ума, к примеру, сходит
достойный гражданин.
В дурдом его приводит
надежный гражданин…
Сдает в
надежны руки
и чай тихонько пьет.
Покуда сам от скуки
с умишка не сойдет.
Обоим им веселье.
Любовь да житие.
А так бы «Мурку» пели
да жрали оливье.
Пацанская
Взял отгул я на пятницу в банде
и всю ночь без руля и ветрил
за поллитрой с Махатмою Ганди
по душам или без говорил.
Я казал ему рваные кеды,
всю свою вековую беду.
И кричал, что к нему перееду…
жить в небесную Караганду.
А потом шли, шатаясь, до хаты
средь могилок и милых осин.
И подвыпивший, старый Махатма
в сердце драное мне голосил.
И когда в полумокрой
тельняшке
кошаку насыпал я кацан,
прошептал мне сквозь сон старикашка:
«Да, Серега, ты – четкий пацан».
Спи, бродяга, товарищ и брат
мой,
Спи, ведь скоро на дело пора.
Вот и стал я сегодня Махатмой.
Только в сердце – все та же дыра.
***
В.Т
Сожрет
человека похлебка
и выплюнет в розовый снег.
И кто-то надавит на кнопку –
мол, вышел такой человек.
Быть может, нечаянно вышел.
А вышел – так плюхнулся ниц.
Но только все выше и выше…
полет его сумрачных птиц.
В такие свинцовые дали.
В такую чугунную гладь.
Которую мы не видали.
И вряд ли хотим увидать.
***
Караулы просят огня.
А в аулах хочут кина.
Неделимая наша фигня.
Нелюбимая наша страна.
Караулы сходят с ума.
К ним аулы входят в дома.
Караулы просят огня.…
Им везут в баулах вина.
Обходные подпишут листы.
Караулы сдали посты.
– Эй, караульщик, постой!
Куда тебя ветром сдуло?
Что случилось с тобой и со мной?
Что случилось с нашей страной?
– Она утонула.
***
В человека входит хрень –
глокая и коздрая.
А ведь он – всего лишь тень,
вовсе не громоздкая.
Производит в тени боль,
целое верчение.
Был ты – моль, а будешь – ноль
тенеисчисления.
***
Руки – в ноги, ноги – в
мокасины,
вот уже и собран я на треть.
Ты зовешь с собою в магазины
мне рубашку новую смотреть.
Только мне угрюмо отчего-то –
как в тайге цветному какаду.
Я раздавлен этою заботой.
Никуда с тобою не пойду.
Слишком
вперемешку и внатяжку
наши судьбы, души и тела.
Ты иди одна смотреть рубашку,
чтоб любовь меж нас не умерла.
***
Сняли, понесли и уронили,
полное молчание храня.
Мы сегодня солнце хоронили
во владеньях красного коня.
Здесь, под спудом черного
покрова,
все остановилось, не бежит.
Здесь теперь бессильно и сурово
наше солнце прежнее лежит.…
И по безголосой этой тризне
скопом, ничего не говоря,
бродят наши сумрачные жизни
в ожиданье нового царя.
***
Плохие новости уселись на
столе.
Они сидели прежде на земле.
Перебрались сюда, ведь скоро ужин.
И стало хуже.
Я не гоню их, с ложечки кормлю.
Я перед ними всячески юлю.
Развислись на ветвях и не моргают.
И не мигают.
***
Лучше будем обращаться друг к
другу,
а большинство оставим в покое,
очи горе воздевать из синего луга,
плыть красной рекою
мимо чугунных корабликов с ватными якорями,
мимо плато и платана,
сонными встанем богатырями
у Теплого Стана.
***
Народила баба Поликарпу
то ли жабу, то ли краба, то ли карпа.
И ни к службе-то, ни к дружбе-то не годен.
И вздыхает вся деревня – страх Господень!
Так сидит он днем за днем в зеленой луже,
ни отечеству, ни Господу не нужен.
А как по небу забродят звездоходы,
пробирается он в кухню дымоходом.
Тихо капает вареньем на печенье.
И с тоской глядит на наше поколенье.
***
Сбросил все свои вериги.
И уселся, и сижу.
Все равно в проклятой книге
я себя не нахожу.
Стану я надменный карлик
и устрою самосуд.
И с базара, на базар ли
никого не понесут.