Опубликовано в журнале Новый берег, номер 41, 2013
Круг
волшебный солнечных часов,
Блажь, уже шагнувшая с обрыва,
Дрожь почти бесшумных голосов,
Прошуршавших прямо, а не криво.
Странное
присутствие тоски
В нехотя белеющей извёстке
Стен, где приютились лепестки
Роз, где разбегаются полоски
Шатких,
обескровленных теней,
Жалостных сквожений ивняковых
К северу, где, вроде, холодней –
Может, от вторжений мотыльковых.
К югу
же уходит полоса
Горного пустынного отрога
В час, когда тревожит небеса
Млечный Путь – Батыева дорога.
* * *
Бывает
час, когда устанешь вдруг
От жаркой лености, от близости Тепсеня,–
Но вздрогнешь: запоздалое везенье –
Весь этот в непогоди вышептанный юг.
И вмиг
опомнишься – и сразу же стряхнёшь
Дурман обманчивый,– и вот уже повсюду
Встаёт и движется вздыхающее чудо –
И ты к нему, конечно же, шагнёшь.
Да,
этот край – работа для зрачков:
Он свитком тающим способен простираться,
Чтоб шву невидимому не зарубцеваться,
Прошитый стрёкотом бесчисленных сверчков.
И всё
же, вчитываясь чаще в письмена,
Как бы на самой кромке пробужденья,
Ты различишь и знаки, и виденья,
Которыми судьба давно полна.
* * *
Три дня
и две ночи не ливень – потоп,
Ревущее месиво глин,
Безумие с гор, и угар из чащоб,
И вязкий озноб из долин.
Могло
быть и хуже, да что-то спасло,
Хотя и куражилась мгла,
И нечто поодаль росло и росло,
И страх проступал из угла.
И не
было, кажется, дома вокруг
Без плещущей всюду воды –
–
Ненастье ненастьем, но юг – это юг,
А он не допустит беды.
А он не
желает, чтоб столько людей
В унынье впадали и грусть,
А он никогда не кусает локтей,
Давно затвердив наизусть
Молитву
такую, где, может быть, нет
Излишне затейливых слов,
Но есть откровенность, и вера, и свет,
И к небу взлетающий зов.
И вот
обомлела уже чернота,
Обвисли сырые мешки,
В которых копилась бы впрок маета,
И лопнули грома белки.
И
молний клубки откатились назад,
В бездонность своих кладовых –
И, чуду навстречу, в измученный сад
Я вышел – и ветер затих.
Хоть
есть облака – непохоже на дождь:
Знать, их неспроста расслоил
Небесного воинства доблестный вождь –
Архистратиг Михаил.
* * *
Неподалёку
от людей
Живёшь и щуришься невольно
На отсвет игрищ и затей,
Что прежде были бы крамольны.
И
независимость твоя
От обещаний и обманов
Близка движенью бытия
В глуши космических туманов.
А на
земле – своя игра,
Свои уловки и посулы,
И от хвалы не жди добра,
Когда от скуки сводит скулы.
И что
до злобы и хулы
Тебе, увидевшему ныне
Подобье спрятанной иглы
В людской истрёпанной гордыне.
Там
нить истёрлась и сгнила
Пускай поверхностной, но связи
С былым, которому мила
Звучанья ткань в забытой фразе.
А здесь
уводит от потерь
Тропа ночная иль планида –
И защитит тебя, поверь,
Разгневанная Эвменида.
* * *
Я на
холмах – и воздух обомлел
От цепкой сухости растений узловатых,
И юг насупился, и запад заболел,
Весь в шрамах оспенных и в пятнах розоватых.
И запах
косвенный, какой-то непрямой,
Полыни скученной, всклокоченной, шершавой,
Обвившей склоны сизою чалмой,
В округе носится с усмешкою лукавой.
Проснулся
ветр – небесный гуртовщик,
Рожок пастуший пальцами сжимая,–
И заметался, и невольно сник,
Наверно, что-то понимая.
Уже
смеркается – и тычется волна
Однообразно и лениво
Туда, где в готские шумели времена
Племён смешавшихся широкие разливы.
Кто
знает, жив ли он, угрюмый сей истец,
Вернуть задумавший покой подземных залов,
Германский гном, потомственный кузнец,
Камней сверкающих хранитель и металлов.
А на
земле всему дивимся мы,
Что в нашей памяти иль в сумерках таится,–
И время движется неспешно за холмы,
И к звёздам тянется, и в музыке струится.
* * *
Не
сваливай хворь затяжную свою
С больной головы на здоровую,
Не спрашивай, что я возьму да спою,
А выслушай правду суровую –
Смолою
сквозь грустный напев просочась,
Она пропитает сомнения,
С которыми поздно, в пространстве лучась,
Дичиться на грани мгновения.
* * *
Зори
вспыхнут – и снова уйдут второпях,–
Мы забыли безбрежное – что там,
В этих днях и словах, в этих снах и степях?
Не расписано это по нотам.
Не
сыграешь об этом, не скажешь о том,
Что же было твоим становленьем
Там, где влага сияла в луче золотом,
Чтобы новым расти поколеньям.
Там
протянуто к солнцу всё то, что потом
На путях твоих душу хранило,
Всё, что почву твою в завихренье крутом
На другие края не сменило.
Не
спеши расставаться с юдолью своей,
С новой жаждой встречай у порога
Всё, что хлынет к тебе,– и приветить сумей,
Потому что и это – от Бога.
* * *
Врата
небес не музыка иллюзий –
В хорале горнем сердце разорвав,
Единожды прозревший рвался к Музе,
Лишь тень крыла её поцеловав.
Но
многажды прозревший в озаренье
Так часто с ней беседовал порой,
Что в замысле созревшее смиренье
Оказывалось вовсе не игрой.
Как
долог миг наития и веры!
Как пристально внимание высот,
Когда, уже не зная полумеры,
Напев тебя и спросит и спасет!
Утешь
меня и попросту попробуй,
Глаза открыв, подняться наповал,
Где властвовал Зевесом над Европой
И обморок паренья навевал.
Явись
ко мне, минувшее, в грядущем,
Продли ещё угаданные дни,
Где бедствовать предсказано живущим,–
Но смилуйся и руку протяни.
Сиротство
превосходства – не случайность,
И нечего с неузнанным шутить,
Когда глядит, как явь, необычайность,
Чтоб намертво вниманье обратить.
О песня,
песня – длительная глосса! –
И, осознавший птицею себя,
Галактион к земле любимой нёсся,
О всём земном по-ангельски
скорбя.
* * *
Льёт
дождь в преддверье ноября,
Листва орехов упадает,–
Льёт дождь, неистовством горя,
Как бы прощальная заря,
Где горе удержу не знает.
И в
каждой капле вижу я
Его высокое значенье,
Первооснову бытия,
Где чаши острые края
Уста разрежут разобщенья.
Льёт
дождь, уходит страшный век,–
Зачем, куда ты днесь стремился?
Откликнись, вещий человек! –
Уже восходит на ковчег –
А в сердце луч небесный бился.
Льёт
дождь – он плачет и простит,
Его бессонное звучанье
О нас, разрозненных, грустит
И что-то душам возвестит,–
Молчанье – вспомню я – молчанье!
* * *
Приметы
времени – немногие приметы:
Над миром появление кометы,
Над розою мельканье мотыльков,
Ладонь с письмом – предвестником измены,
Глаза, что глубоки и откровенны
В торжественности реющих оков.
Да
плющ-лунатик вьется по карнизу,
Да голос мой, подверженный девизу
Светил и листьев, слышен в тишине,
Где сонмы зорь во знаменье проходят
И за руку к Создателю приводят
Хранители во сне.
А ночи
кубок полнится садами,
Незримыми теряется следами
Угаданный и вызволенный путь,
И небо говорит неумолимо:
«Судьба твоя теперь неопалима –
Ты времени примет не позабудь».
* * *
Не в
силах мольбы перенять я
О том, что зачем-то нужно –
Как будто бы, сдвинув понятья,
Подходит и смотрит в окно,–
То к горлу сквозь ночь подступает,
А то по привычке с утра
Засвищет в саду, засверкает
Оттенком шальным серебра.
Щадящие
зрение тени
И звуки, щадящие слух,
Наплывы цедящие лени!
Я к вам и сегодня не глух,–
Нахлёсты сквозящие грусти
Я тронул и вдруг позабыл,
Чтоб сызнова здесь, в захолустье,
Всей кожею свет возлюбил.
* * *
Ненастье
очи приоткрыло,
Вздохнуло так,
Что расплескался шестикрыло
Небесный знак.
Смятенье
двери отворило,
Взглянуло вдруг –
Да так, что взялся за перила
Искомый звук –
Из
необъятного звучанья
Он вышел сам,
Прошёл шатанье и качанье
По древесам,
Шагнул
наитью на подмогу,
Оторопев,
И слился с ним: ещё немного –
Уже напев.
* * *
Будь в
памяти наследницей тепла,
Ты, речь моя, пришедшая весною
Туда, где ты счастливою была,
Где ты ещё намаешься со мною,
Где
выведешь из сумерек потом,
Когда устанем вместе мы бродяжить,
В миры, где ждёт в сиянье золотом
С немою мукою совсем иная пажить.
* * *
Сентябрьской
бабочки прорыв
Куда-то в самые глубины
Души – за кромку сердцевины
Хандры,– за дрёму, за обрыв
Поры, где сразу началось
Всё то, что длилось, прерывалось,
Любви, которой навевалось
Лишь то, что по сердцу пришлось.
* * *
Такого
давно не бывало –
Чтоб ветер ступал на крыльцо,
Чтоб солнце над морем вставало
И всех узнавало в лицо,
Чтоб воздуха было так много,
Что каждый дышал им и пел –
Конечно же, это от Бога –
О том, что сказать не успел.
* * *
Камыш о
том, что помнит, шелестит,
О том, что чует, сразу умолкает,
Стоящий – вдруг сникает, и стекает
Куда-то внутрь, где кость его хрустит
Под ветром иль от старости, где плоть
Ещё в разломе сладостна зелёном,
Где суть его с земным слилась поклоном
Тому, чьей почвы пыльную щепоть
Поднимет он, чьей властью он живёт,
Чьей грустью крепнет, радостью добреет,
Чьей вестью дышит, повестью – стареет,
Чьей горестью он мыслящим слывёт,–
И всё о том, что духом он не нищ,
Твердит спросонок, в сумраке струится,
Чтоб выплеснуться вкось и затаиться,–
Удилищ брат, приёмыш кнутовищ.
* * *
Как
страшен обман! – он и в зеркале наг,
Совсем оголён,– с непохожею
На прежнюю маскою каждый свой шаг
Приветствуя, содранной кожею
Пугая, он призраком казни стоит,
Он призраком розни мерещится,–
Юродствуя, бодрствует вроде – но спит,
И, спящий, раздорами плещется,
И, вроде спросонок, распластанный так,
Что кровью сочится безбрежною,
Стекает с земли, попадает впросак,
Но прочит ещё неизбежное,
Судачит, бормочет, долдонит, бубнит
О чём-то – и всё ему кажется,
Что общее что-то клянёт и хранит,
Сплетает,– и в узел не свяжется.
* * *
Для
тех, кто не предал имён
В угоду чужим прегрешениям,
Деревьев случайный поклон
Послужит, небось, утешением.
Авось
отрезвится листва,
Развеется с поздним раскаяньем
На грани такого родства,
Где слово увенчано чаяньем.
* * *
Тоньше,
тоньше – и всё же прочней,
Чем когда-то,– незримые связи,
Отголоски наитий и дней,–
Проще всех – и безмерно сложней,–
Прямо к вам,– словно грань на алмазе –
По
стеклу лихолетья пройдя,
Борозду на пути оставляя,–
По живому,– и вроде дождя,
Никогда никому не вредя,
Но любя – и с трудом исцеляя.
* * *
Что за
облако над Святой горой?
То ли тени там, то ли тернии,–
Ну а выше что? Подивись порой –
Там звезда горит предвечерняя.
Не ко
времени – а иных ясней,
Всех светил в ночи незабвеннее,–
Потому-то я всей душою с ней,
Да и слов уж нет сокровеннее.
* * *
Откликнется
ли кто-нибудь на зов?–
Январский полдень вроде бы спокоен,
Хотя удела лучшего достоен,
Чем нынешний,– пройдёт неровный шов,
Сварганенный поспешно, по живому,
Поскольку не умеют по-другому
Целители-мгновенья,– бестолков
Их лепет поначалу – но потом
Размеренным становится и внятным,–
На смену толкованиям превратным
Приходит смысл, закрученный жгутом,
Пронизанный биеньем невозвратным,–
И эхом отдается многократным
По скалам, застывающим гуртом.