Роман, продолжение. Перевод с французского Сергея Юрьенена и Ауроры Гальего
Опубликовано в журнале Новый Берег, номер 41, 2013
— Вы живете одна? — спросил я тут же, чтобы, в противном случае, не впадать в иллюзии.
— Да, господин.
— Я тоже.
Она посмотрела на себя в зеркальце, вделанное изнутри ее сумочки, и попудрила щеки миниатюрной пуховкой.
— Давайте, господин, свернем на эту улицу, здесь нам будет спокойней разговаривать.
Улица была освещена витринами голубого стекла и светоносными вывесками отелей. Время от времени мужчина и женщина, не держась за руки, исчезали в коридоре.
Рука Бланш, длинная и нежная, как спина животного, согревала мне пальцы. Шляпка щекотала мне ухо. Наши бедра соприкасались.
Я был счастлив. Тем не менее, смехотворные размышления портили мне радость.
Что бы сделала Бланш, если бы мы встретили ее лучшую подругу? Бросила бы меня? Или если бы, внезапно, боль помешала ей идти? Или если бы она разбила витрину, или порвала бы юбку, или толкнула бы прохожего?
Иногда я задаю себе вопрос, не сумасшедший ли я. У меня есть все, чтоб быть счастливым, и нужно же, чтоб идиотские размышления смущали меня.
Когда кто-нибудь переходил улицу и приближался к нам, мое сердце билось. Я знал: я хотел бы быть один в мире с моей спутницей.
Я выпустил ее руку и положил свою ей на талию, очень нежно, чтобы иметь возможность убрать руку раньше, чем она рассердится, если это ей не понравится.
Она не рассердилась.
Тогда я стал думать только о том, чтобы ее поцеловать, но на ходу я не решался из страха промахнуться мимо рта.
— Остановимся. Я хочу вам что-то сказать.
Мой голос дрожал. Я взял ее за руки и шлифовал зубами себе губы.
— Что вы хотите сказать мне, господин?
Я прижал ее к себе. Наши колени стукнулись, как бильярдные шары. Я приложил усилия, чтобы не потерять равновесие, чтобы не наступить ей на ноги.
Потом, внезапно, я ее поцеловал.
Отстраняясь, я ощутил, что моя шляпа сместила ее шляпку.
Хотя она быстро надвинула ее на глаза, я догадался, что это ее смутило.
Подавленный, с повисшими руками, я не знал, должен ли я поцеловать мою спутницу снова или же извиниться.
Женщина, красивая и молодая, прошла мимо нас в меховой шубке. Я покраснел, потому что почувствовал, что Бланш меня приревновала. Я не смог бы сказать, почему ревность в женщине столь уродлива.
— Знаете, господин, уже должно быть десять. Мне нужно идти петь.
— Да… но…
— Но?
— Я хотел бы поцеловать вас еще, на этот раз без шляпы.
— Хорошо, если угодно.
Мы целовались долго, с обнаженными головами. В такой близости от своих я не узнавал глаз Бланш.
Она меня нежно отстранила.
— Поспешим. А то я опоздаю.
Прижавшись, как парочка под зонтиком, мы пошли обратно.
Кафе "Три мушкетера" было набито битком. На сцене белого дерева пел комик. Афиши рекламировали певицу легкого жанра де Мирту.
Пока Бланш пробиралась к двери, на которой мелом было написано "Вход для артистов", я нашел столик и сел.
Посетители смотрели на меня с восхищением, полагая, что я — любовник певицы.
Тенор-бретонец сменил комика. Пианист, у которого, благодаря длинным волосам, был красивый профиль, заиграл бретонский "Пемполез".
Рядом со мной какой-то человек преступного вида, опустив голову, пел себе под нос. В его рукаве на запястье я видел половину татуировки. Чуть дальше женщина облизывала пальцы, склеенные ликером.
Потом на эстраде появилась Бланш. Я подумал, что она будет искать меня глазами, но этого она не сделала.
Сцепив руки, она спела три песни, и, когда кончила, спустилась с эстрады, придерживая юбку.
Через несколько минут она села рядом со мной.
— Можем вернуться.
— Вы живете далеко, мадемуазель?
— Да, рю Лафайет, в отеле "Модерн".
Перевод с французского Сергея Юрьенена и АурорыГальего
Продолжение следует