Интервью с Мариной Михайловной Адамович
Опубликовано в журнале Новый берег, номер 40, 2013
Об истории старейшего журнала Русского Зарубежья и его
сегодняшней жизни рассказывает Марина Михайловна Адамович, главный редактор
издания. Беседу ведёт Наталья Крофтс.
– Марина
Михайловна, «Новый Журнал», вопреки названию – старейший журнал русского
зарубежья. Как всё начиналось?
– Историю журнала
нужно начинать издалека. Когда после семнадцатого года два миллиона русских
беженцев оказалось вне пределов России, началась колоссальная и очень тяжёлая
работа по выстраиванью Зарубежной России. «Зарубежная Россия» – это термин,
который в своё время ввел профессор Колумбийского университета Марк Раев, сам потомок эмигрантов. И, действительно, такое
государство без границ было выстроено, все российские структуры были воссозданы,
в том числе и печатные: были свои издательства, свои журналы. В частности, в
Германии в 1920-х выходило журналов на русском языке больше, чем на немецком. В это самое время и возник журнал «Современные
записки»; потом он был переведён в Париж и выходил там до сорокового года, до
оккупации Парижа. Это был самый крупный, самый интересный журнал, – уникальное
явление в культуре Русского Зарубежья.
Французы даже как-то сказали: «Будь у нас такой журнал, мы бы не беспокоились
по поводу французской культуры».
Почему я это всё
рассказываю? Потому что к сороковому году фактически вся Европа была охвачена
огнём Второй Мировой войны – и все русскоязычные издания прекратили
существование. Одновременно начался очередной побег – теперь уже из Европы,
очередная иммиграция – в Америку. И вот в сорок первом году сюда попадают два
ведущих сотрудника «Современных записок» – Михаил Цетлин,
он же поэт Амари, и великий, я считаю, прозаик Марк Алданов. И по идее Ивана Бунина, который, как известно,
остался в неоккупированной зоне Франции, они воссоздают толстый журнал по типу
«Современных записок». Вот таким образом возникает «Новый Журнал» и в январе
1942 года выходит первый номер.
– Расскажите,
пожалуйста, про географическую и тематическую специфику вашего журнала:
изменилась ли она в наши дни?
– В первом же
номере журнала было заявлено кредо «Нового Журнала»: «Россия, свобода,
эмиграция». С тех пор мало что изменилось: по-прежнему для нас очень важно быть
интеллектуально-культурным центром русскоязычного рассеянья и объединять всех
под знаменем русской культуры, русского языка. Естественно, со временем
обновлялись текущие задачи «Нового Журнала»; сейчас мы себя позиционируем как
журнал диаспоры. Дело в том, что из старых изданий не осталось ни одного
толстого русского журнала, поэтому мы считаем своим долгом поддерживать, прежде
всего, русскую культуру вне пределов России, русскоязычные диаспоры на всех
континентах. Поэтому мы отдаём приоритет
именно авторам диаспоры.
Что касается
основного эстетического критерия, он не менялся – это должна быть литература,
которая развивает традиции классической русской литературы, с опорой на
значимое Слово. Мировая литература, включая и русскую современную литературу,
развивается разными путями и по разным эстетическим направлениям. Мы
традиционно придерживаемся классического пути, это право нами завоевано
десятилетиями сложной работы и именно такая традиция поддержана нашими авторами
и читательской аудиторией.
Главный критерий по
отбору текстов для «Нового Журнала» – их профессиональный уровень. Как
определили ещё первые редакторы журнала, мы открыты для всех, печатаем всех. И,
кстати, это было залогом выживания журнала – плюрализм. Такой подход позволил
собрать вокруг журнала великолепных писателей: вы можете назвать любое имя,
вошедшее в сокровищницу русской культуры, – это был автор «Нового Журнала».
Идеологически,
по-прежнему, мы делаем два исключения: мы не печатаем литераторов
коммунистической идеологии и нацисткой.
– Кто читатели
«Нового журнала»?
– Мы работаем для
интеллигентного читателя. Очень заманчиво было бы назвать себя массовым
журналом для всей диаспоры, но надо отдавать себе отчёт, что из тех двадцати
пяти миллионов, которые сейчас живут за пределами России, далеко не все –
читатели. Как, впрочем, и в России. Наш журнал – это интеллектуальное издание,
а не глянцевый журнал с картинками; там нечего рассматривать, там нужно читать
и думать. История журнала и его направление определяют и основные разделы:
прежде всего, это Проза-Поэзия; затем – большой, вполне академический, раздел
Воспоминания-Документы, посвященный истории и истории культуры эмиграции; статейный раздел –
Культура-Литературоведение-Религия, и
Библиография. Среди наших читателей и авторов большую часть занимают молодые,
тридцатилетние. Чтобы поддержать наших авторов, несколько лет назад мы затеяли
литературный конкурс – Литературная премия имени Марка Алданова
на лучшую повесть Русского Зарубежья. Есть у нас отдельный проект и по истории
эмиграции – мы издаем специальные номера «Русская эмиграция на культурных
перекрестках ХХ-ХХI столетий». Сегодня журнал
распространяется по всему миру, более чем в тридцати странах.
– Многие традиционные
печатные издания ощущают давление интернета, падает число подписчиков. А для
«Нового Журнала» интернет – это угроза или новый путь к читателю?
– Это новый канал,
благодаря которому число наших подписчиков растёт – именно на «бумажную версию» журнала. Как культуролог, я
оцениваю ситуацию так: литература, которую мы называем классической, не может
быть массовой. Массовой всегда была и остается – беллетристика, у неё, как у
особой формы литературы, – другие задачи. А наш читатель, в определённом смысле,
это – маргинальный читатель, мы – журнал интеллектуалов. И эта аудитория не
исчезнет никогда; маргиналы всегда находятся на обочине, но там, на обочине, у
них свой мир и своё содружество. Их тесный кружок всегда пополняется новыми
членами из последующих поколений, доказательством тому – 70-летняя история
нашего журнала.
Наш журнал вышел в
интернет более 10 лет назад: у нас есть свой собственный сайт, кроме того,
«Новый Журнал» можно читать в Журнальном Зале. Мы не боимся интернета, это
совершенно нормальная форма существования, выработанная глобальным миром. Я и
сама много читаю на интернете, так как нас от России, её культурной жизни и
российской литературы, отделяет океан и ни одна книга не успевает дойти сюда
быстрее сетевой версии. Интернет – это образ нашей сегодняшней жизни, который
нас, конечно же, меняет. Но отказаться от книги – совершенно особого контакта,
который знает и ценит любой истинный книгочей – наши читатели не смогут.
– С открытием
границ, с развитием интернета и Скайпа, с тем, что
даже физически ездить в Россию сейчас стало гораздо легче, правомерно ли в наши
дни понятие «литература Русского Зарубежья»? Ведь никому не приходит в голову
называть Гоголя или Тургенева «писателями Русского Зарубежья», хотя отлично
известно, что долгое время они писали отнюдь не в Рязани.
– По-моему,
правомерно.
Для литературы
эмиграции всегда очень остро стоял этот вопрос: «Одна литература или две
литературы?» Ведь тогда была советская литература, которую, естественно, в
эмиграции не принимали, – и литература, которая продолжала традицию Толстого и
Достоевского, Бунинскую традицию, и так далее. Поэтому для литературы Зарубежья
было немыслимо объединяться с тем советским экспериментом.
Да, мы все
существуем сегодня в едином литературном и
языковом пространстве. А язык ведь – не случайность. Мы с вами познакомились на
нью-йоркских поэтических чтениях, на которых в одном из докладов прозвучала
фраза: «Он – русский поэт, но по-русски уже не пишет». Увы, в таком случае –
уже не русский поэт, как ни горько это осознавать. Писатель работает на языке;
язык не просто – средство коммуникации, это – средство восприятия мира,
средство его осознания, самовыражения, это – инструмент писателя и его
цель… Язык – это всё. Поэтому пока мы
остаёмся в поле русского языка, это – единая литература. Не говоря уже о
сохранённом единстве традиций, которые нас объединяют.
Тем не менее,
литература диаспоры существует. Потому что любой творец, любой художник очень
чутко реагирует на окружающую среду, даже изолируясь от неё. Поэтому если мы
посмотрим на тексты авторов диаспоры – а особенно это заметно в поэзии –
меняется даже ассоциативный ряд, даже ритмика текста. Я сейчас назову автора не
американского, но очень яркого: Дина Рубина, живущая в Израиле. Она – прозаик
московской школы, там она начинала, сформировалась и заработала первый кусок
славы. Но посмотрите на её сегодняшние
тексты – насколько сильны в них течения восточные, иудейские. Густой восток на
уровне построения фразы, ритма. Молчу уже об образах и фабуле, которые рождаются
у любого писателя из естественной среды его существования.
Или возьмём
удивительного поэта второй волны эмиграции – Валентину Синкевич.
Ритмика стиха – абсолютно американская, то же – у Ираиды Легкой, у последующих
поколений – Андрея Грицмана, Юлии Куниной
и т. д. Не московская и не питерская школы… Когда-то критик Лиля Пан назвала
это «нотой Гудзона». Ты здесь живёшь и начинаешь впитывать этот мир,
пропускаешь его через себя.
И второй момент,
совсем не литературный. Он несколько искусственен и лучше бы его вообще не
было. Россия, основной производитель русских печатных изданий, как мне кажется,
очень неохотно публикует литераторов диаспоры; очень силён в России момент
«кружковщины», «тусовки», «своих», – и писателю
диаспоры просто тяжелее пробиться на российское пространство.
Вот живой пример.
Несколько лет назад на Алдановскую премию поступает
великолепный текст – и побеждает. Конкурс у нас всегда проходит анонимно; и
вот, когда жюри уже проголосовало, мы вскрываем файл и обнаруживаем имя
молодого прозаика из Таллинна, Андрея Иванова. Как потом выясняется, написано
им очень много, но ни строчки не опубликовано: в Эстонии очень тяжело где-то
печататься на русском языке. Иванов вырос как раз на сломе девяностых
постперестроечных годов, потом была эмиграция в Европу, вернулся в Эстонию – и,
к сожалению, был там никому не нужен. Необыкновенно талантливый человек! Мы его
впервые и напечатали. Так вот сегодня Андрей Иванов – уже лауреат премии
Эстонии, Русской Премии, входил в шорт-лист Русского Букера.
Поэтому мы, хотя и
печатаем авторов из России, но предпочтение отдаём авторам диаспоры: у них
просто нет другой прочной площадки, и мы обязаны им помочь.
Нью-Йорк, США, 2012г.