Опубликовано в журнале Новый берег, номер 38, 2012
Стихотворения
* * *
Жаворонок в нескольких шагах
Из травы вспорхнул в последний миг,
Чтобы, на меже оставив страх,
Песней стал испуга первый крик.
Так душа-подкидыш, в свой черед
Падая с немыслимых орбит
В грудь земную, плачет и поет,
О небесном будущем скорбит.
Жаворонок в воздухе дрожит,
В мареве звенит над лугом зной.
В синей глади голос гладью шит,
Златошвейной летнею казной.
Так душа, едва заслышав зов
На земном, разбросанном пути,
В песне постигает мир с азов,
В нем себя ища перерасти.
Жаворонок в воздухе исчез,
Голос загостился в вышине.
Он теперь – и облако, и лес,
Звук и отзвук – в мире и во мне,
Трав разноязыкая орда,
Ветер с переметною сумой,
Он – ручья речистая вода,
Он – душа, спешащая домой.
* * *
Ждал рыболов на зорьке клёва,
Плыла Угра – в себе сама.
Дорога, как во дни Рублева,
Вела за перелом холма.
Тянулась вглубь, во дни, густые
Святоотеческим умом;
Казалось: конница Батыя
Переминалась за холмом.
Шагнув за горизонт горбатый,
Вкусишь ли истины иной
И свой ли день замысловатый
В сердцах оставишь за спиной?
Не превозмочь своей породы:
С ней вечность прочно створена.
Мелькают дни, минуют годы,
Но неразменны времена.
* * *
Доцветают ландыши,
Пережили май.
Пять прозревших ран души
Ты не исцеляй.
На Кресте постигнуты
В муки смертной час,
Дарованы стигматы
Каждому из нас:
Пять дверей познания,
Пять процветших чувств…
Их благоухания
Миррой умащусь,
Умещу я храм души
В мыслящей груди.
Отцветают ландыши, –
Лето впереди.
* * *
У шести титанических лип
Взвился ветер в неистовом гимне,
Словно в мире никто не погиб,
И уже никогда не погибнет:
Не гремела ахейская медь,
Тамплиеров не тлела порфира,
И по-прежнему хочется петь,
Как в эпоху рождения мира.
В змееногий поверженный рык,
В тектонический ропот планеты
Запустил свои корни язык,
Чтобы вызваны им и воспеты
Были все: и Терсит, и Ахилл
(Слово жизнью дарит, но не судит),
Чтобы мир никого не забыл.
Он теперь никого не забудет.
* * *
Пока к горе идет гора,
Не разбирая троп и сроков,
Река несет в горсти “вчера”
Своих непознанных истоков.
Как на иконе Иоанн
С усекновенною главою,
Стоит над ней тугой туман
Густой загадкой мировою.
Мне сродствен стал реки вопрос:
В глухой утробе захолустья
По грудь в грядущее я врос
Ее предвидимого устья.
Пока со мной моя пора,
Слух, зренье, слово с ними иже,
Во мне растет моё “вчера”,
А значит, будущее – ближе.
* * *
Вот и птица ставить гнездо не стала
На горбу у дуба – густом наросте;
Коротать, как Иову, дни пристало
В шелухе листвы и грибной коросте.
А почти вчера, в том году всего лишь,
Бушевал пернатый базар языков, –
К тишине послушной не приневолишь
Суматоху детских зеленых криков.
Только что с того, что начало лета?
(Шить гнездо, подруг зазывать в егó сень…)
Циферблат души, вопреки приметам,
Безошибочно произносит: осень.
Дуб обиды полон – как поздний колос:
Верно, встретить смерть позабыла птица;
Чтобы бился в горле творящий голос,
Нужно в жизнь вне времени вновь родиться.
* * *
Полевых щедрот перечту букварь я.
Пряный ветер празднует непоседу;
На лугу ковровом иван-да-марья
Сам с собой – друг с другом – ведет беседу.
Говорит Иван – голова льняная:
– О сестра невеста моя, Мария,
Быть единой плотью судьба земная
Нам дана навеки во дни благие.
Отвечает Марья – песочный локон:
– Мой жених молочный, мой брат желанный,
Мы с тобою – свет двух влюбленных окон,
Муж Иоаким с голубицей-Анной.
Простодушный ветер слова колеблет,
Говорят цветы на медовой ноте,
Как душа и дух на едином стебле
Луговой, живой непорочной плоти.
Коктебельские стихи
* * *
Хвалы не требуя взамен,
Расхожих слов не множа кальку,
Прибой кипит, как Демосфен,
Во рту раскатывая гальку.
И, раболепия полна,
Дыша изменой и обманом,
К ногам по дну ползет волна,
Как царедворец пред султаном.
У кромки губ застынет соль
Присловий будничного быта:
Над свитой властвует король,
Но короля играет свита.
Не ты ль волне повелевал?..
Она тебя не обманула,
И прочь уходишь – сир и мал, –
Исполнен грохота и гула.
* * *
Вложи, неверная рука, персты, –
В ответ раскроет смыслы сад.
Акаций белые акафисты
Поют нездешний аромат.
Их служба истовая Господу,
Что слово – чистому листу.
Окликнуть разумом непросто ту
Бесхитростную простоту.
Она, на плечи гор наброшена,
В сознанье просится – века.
Над мыслящим челом Волошина
Ягнячьей шапкой облака
Сошлись, живой водой до дна пусты,–
Ждет грозового слова гурт,
И вслед – хореи и анапесты
По склонам ливнем побегут.
* * *
Отгремел, потонул вулкан,
Потемнел Карадаг от зноя;
Хан ордынский ли, богдыхан? –
Бог дыхания и покоя.
Исполнительный исполин
Умиряет ладонью воды, –
Лег меж морем и небом клин
В первородные дни Природы.
Мара, марево, молоко
Заливает сознанье далей.
Оговорку простит легко
Снисходительный бог деталей –
Обитатель горы Святой,
Но дорога к нему забыта,
Словно мысли пережитой
Переменчивая орбита.
* * *
Множит море блики золотые, –
Любо синеглазому тихоне
Солнце привораживать в лазури.
Может быть, в закатной Византии,
Может, на недремлющем Афоне
В этот час неистовствуют бури.
В море духа шторм ревет суровый, –
Треплет укрепленья обороны,
Ищет бреши в боевом порядке.
Валит навзничь шквал семипудовый;
Горы вековые бьют поклоны, –
Марево испарины в распадке.
Пусть рассудка воздух – теорема,
Прежде в духе преклони колена,
Вымолвив докучному: “Пустое!
Здесь тебе не роща Академа,
Умственная бочка Диогена
Иль невозмутимый портик Стои”.
Въяве – штиль; ждать помощи – откуда?..
Гневается тайная стихия, –
Не возжечь звезды на небосклоне.
Верится: ответом жажде чуда,
Вдруг заулыбается Мария
На горячей греческой иконе.
* * *
Ночь по грудь замело стихами.
За Рождественскою звездой
Хлынет лодка, всплеснув руками
Над густой смоляной водой.
Сапогом оттолкнется берег,
Уплатив обол каблука;
До каких пролилось америк
Русло русого языка?..
Мимо летней плыву поляны
С кашкой, клевером, резедой.
В чашках гнезд луговых – изъяны:
Иван-чай разлил козодой.
Тормозок его наготове,
Посошок – под крылом сырым,
К холодам заскучав по мове,
Он пешком удирает в Крым.
Вспоминай меня, Киммерия!..
Виноградный целую рот,
Гладя губы твои сухие,
Трону голос – медвяный сот.
Разглашаю твои депеши:
Осень катится под уклон,
Оборонные чертит флеши
Виноградарь-багратион.
Ввысь порывом летит умелым
Митинговых снежинок гам,
Море черное снегом белым
Завалило по берегам.
И под крохотной церкви звоны
Над главою холма-волхва
Расцвела на зубцах Короны
Провозвестница Рождества.