Опубликовано в журнале Новый берег, номер 36, 2012
Стихотворения
* * *
И пол ночными отсветами залит,
Она сидит, вольна собой, — как тень,
Чей краткий миг никем другим не занят, —
Штрихов уюта дышащий дневник
Близ безмятежных детских лиц уснувших:
Бесповоротно счастлива для них,
Свободных от забот сиюминувших.
Их кубики разбросаны впотьмах —
Эскиз листа тетрадного на вырост.
Настенной стрелки замер тонкий взмах,
Как будто время вдруг остановилось.
Они — загадка. Каждый кубик здесь
Глядит непостижимым Рубиконом
Сквозь веки ей снежающую взвесь
В качнувшемся пейзаже заоконном.
Дитя
Оно еще покоится в себе,
внутри себя хранясь,
в желтковой немоте,
пока сознанье не пустило речь ей.
Еще своей не вверено судьбе
и не взаимосвязь —
но выдох в темноте
из этой тишины дочеловечьей.
Пока еще не он и не она,
не Я навстречу Ты,
небытие-собой еще легко,
на старт стараний
не выйдя к миру. Лепет-пелена.
Из темной теплоты
в артериях струится молоко
тишайшей рани.
* * *
Выйти к чьей-то чужой давно растаявшей родине
к нечаянному сотворению жизни
ручному сплетению медленной памяти
Видеть в пристальном объеме света
сметенную комнату снятый угол
отсюда убранный дом
Осязать осторожно
синеглазый ласточкин воздух
короткий стрижиный пролет тишины
немолчное беглостригущее время
Слышать след живших здесь
слышать ветвящийся лес голосов
в дальнем ресничестве их детства:
черничном и шумномолочном,
еловом, игрушечном, звонком,
радужкой снов шелестящем
Помнить на языке мандариновый снег:
их ликующий мир
золотой мишуры мирликийской
Отодвигать растворенные солнцем портьеры
гладить осторожную, пугливую пыль
десятки лет тому проданного зеркала
разомкнувшийся овал вечереющего молчания
Стать нечаянной тайнозоркостью
смежной памяти многоотчизной
Прикрыв полуденное сердце тыльной стороной времени,
в мгновенном проеме тишины
стать тем, кем никогда не был
и кем
никогда
не будешь
Песня раковины в глубине моря
Вечное дитя
играющее с песчинками и морскими звездами
я улыбнувшийся шепот перворождённой воды
витой переливчатый свет тишины
корабельное солнце течет в моей золотистой коже
посмотри в меня всеобъятным звучанием слуха
в юную амфору с океанским вином
с драгоценным жемчужным миром
пенье мое отшлифовано тысячелетним касанием волн
посмотри в меня
в колыбель всех твоих поколений
выходящих на берег дыхания
научи меня
его филигранной оливковой умирённости
его полыхающей кипарисовой речи
и вот
море станет мне богом
Бог становящийся морем
и я стану ему песнью
голосом древним серебряным стану ему
Однажды кто-нибудь поднесет меня к уху
маленькое зеркальце-эхо
услышать что жив
что светло до краев дышит сердце
в золотом окружении мóря
Однажды кто-нибудь поднесет меня к губам
и мир зазвучит
тысячелетний умножась
как никогда не звучал еще прежде
ни в одной своей песни
Город
Город рождается ото сна — позавсегдашней пропажи
голубиные страницы площадей
читаются в наклоненной кофейной дымке рассвета
наполняются вслух
фасады испещренные солнцами воспоминаний
омываются голосами
обращенный воздух
шафранно-белой лепки
распáхнут в сердцевину дня
лиственный прилив волнуясь взбегает по стеклам
по цветочной коже
морщинкам улыбчатым камня
густым одеяниям улиц
узорчатых келий
светящимся перьям одуванчиков — теплого снега
одной тишиной входя
в колокольчиковый звон луговой колыбели,
другой тишиной
каменной волной вдаваясь в подробное, зримое небо
Дождь. Аллегро
Проявленный, прозрачный, проливной, —
стоит отвесной световой стеной,
вольноотпущен вестовой волной
вдоль нотного листа, по пустякам не
запустевая в пористости дня:
монисто легкоструйного огня
ложится, паутинками звеня
в волнистой переливчатости камня.
Белеет пелена лепнинных вод,
на плечи нам наброшена, и вот
алмазное великолепье ткет
текучий текст блистанья, нá сто литер,
разбрызганный по радугам аркад:
у наших ног танцует виноград, —
слепя, на солнце ягоды горят, —
и спелый град нам шлет Градостроитель.
* * *
имя пиши на поверхности воздуха ангелической тысячеглазой
произноси разомкнутыми зрачками слов
выводи движениями перьевых миротворных фаланг
по не сказанным набело рукопожатьям
имя пиши на стенах
говори раскрытыми телами букв
пробиваясь через бетонную пряжу пространства
до маковой росы забвения на чужих ресницах
до молнии, рождающей первозданные очертания нёба
имя пиши на асфальтовых ликах дождя
имя — первую рану, творящую ландшафт,
под светящимся плугом ладоней
имя танцуй на истертом лице земли
заключи его в движения тела
стань ему расправляющим воздухом:
глаголом-связкой танцуй
глаголом-сердцем
глаголом-позвоночником
имя пой на канве алфавитного неба
дышащей кожей слов
пульсирующих
легких
чистым логосом наготы
ложащимся сквозь
солнечный снег сияющий пепел
огненный абрис проступающих святых имен