Опубликовано в журнале Новый берег, номер 33, 2011
От редакции
21 августа 1991 года началось новое тысячелетие, на что, впрочем, мало кто обратил внимание. И дата эта не стала народным праздником. А двадцать лет назад, она пометила крах советской власти и потому праздником была – и последовавший сумасшедший месяц люди на улицах Москвы останавливались, встречаясь взглядами, и спрашивали: “Вы смотрите на меня?” — и глаза их светились разделённым счастьем. Никто не знал тогда, не думал о том, скольких же придавит этот, рухнувший под собственной тяжестью, советский монстр, унёсший с собой последнее столетие. Причины внешнего, как всегда, кроются во внутреннем. Власть, утвердившаяся террором, только в условиях тотального безличного террора и могла существовать. Но инстинкт самосохранения заставил её отказаться от привычной практики, после чего и началось её медленное, едва ли не на сорок лет затянувшееся, сползание к катастрофе. Она требовала соблюдения внешних форм, не обращая внимания на то, что содержание их давно выхолощено, и развращая подданных ежедневной ложью. Тотальная ложь, сменившая повальные расстрелы, уничтожала дух народа, лишая его внутренней стати, той гордости, которую, вопреки массовым смертям, рождает победа в войне.
Последним взлётом власти, оседлавшей народ, и была его победа в Отечественной — великой и опустошительной войне. На большее обескровленного народа не хватило. Все последующие войны мы проиграли, потому, что сражались не за свою землю и не на своей земле. Все эти события, начатые великой катастрофой коммунистов, пришлись на жизнь нашего поколения. Глобальное противостояние, державшее мир в узде сменилось бесчисленными национальными разборками. Таков мир, который мы получили в наследие. Теперь, благодаря ценам на нефть, по прихоти судеб взлетевшим поднебесно, победы мы покупаем, проматывая наследие предков, завоевавших это нефтеносное пространство. И поневоле втягиваемся в обращение нынешней виртуальной цивилизации.
Многочисленные технические революции постоянно перекраивают облик нашего бытия. Все великие совершения происходят сейчас у экранов компьютеров, тихо и неприметно. Мир как шагреневая кожа сжимается до лоскутка этого экрана. История бесследно поглощается временем, и скорость поглощения растёт с каждым годом. Люди и прежде никогда не знали, не помнили свою историю и ни чему на ней не научились, просто теперь это забвение непоправимо ускоряется. Если прежде человек рождался и умирал в одну эпоху, то теперь они мелькают, заверченные с безумной скоростью, как на экране сельского клуба. Пора свистеть и кричать киномеханику: “Ванька, сукин сын, ты чего нам кажешь?” Но нам не кина, нам свет гаси. Вот в темноту этого забвения мы и погружаемся с разделяющей темноту подругой. А на экране мелькают образы и события, составляющие время, и, оторвавшись от подруги, обнаруживаешь, что зажёгся свет и давно пора уходить туда, во двор, в мир, где всё стало чужим и непонятным – и тебе надо учиться жить заново.
По счастью, предмет наших усилий и бдений – искусство слова – времени не подлежит. Как бы ни классифицировали его по эпохам славные литературоведы, Шекспир безвременен, как для нас безвременен Пушкин и все те, чьи имена остались в синодике мировой культуры. И мы, робко следуя их стопам, создаём тот же виртуальный мир, становящийся реальностью сознания. В этом, кажется, искусство предупредило компьютерные откровения. То, чему мы служим, было и пребудет во всех человеческих коленах, минуя натёки времени, уходящие неприметно, как приливы. Но приобщение к вечному взыскивается щедро и жестоко, оплачиваясь бедствиями, подстерегающими каждого, в кого вложен этот непрошенный дар. Вздохнём, как умеем, дорогие друзья и подчинимся замыслу о нас, проступающему на наших страницах.
Бог помочь!