Опубликовано в журнале Новый Берег, номер 29, 2010
КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКОЕ ОБЪЕДИНЕНИЕ
“СОЛНЦЕ СЕВЕРА” (NORDSOLEN)
21 августа в Киеве состоялась презентация печатного органа международного содружества в защиту Традиции “Интертрадиционал” (
www.intertraditionale.org), открывшегося выпуском философско-исследовательского альманаха ”Intertraditionale”, посвященного темам Традиции и Революции. Мы поздравляем интертрадиционалистов с этим знаменательным событием, и публикуем один из текстов альманаха, принадлежащий перу постоянного автора и члена редколлегии журнала “Новый Берег”.
Максим Борозенец
ПРОСВЕТЛЕНИЕ ПОСЛЕ ПРОСВЕЩЕНИЯ
1. “Что внизу, то вверху, и что вверху, то внизу”
Вы чувствуете? Под нашими ногами неслышно шевелятся громадные тектонические плиты, неощутимо передвигая дремлющие туши континентов в бассейне океана. По всей поверхности планеты и в ее пульсирующих недрах неутомимо текут воды, осуществляя круговорот жизни во всех ее разнообразных формах. Воды насыщают почву и переполняют океаны, которые пенящимися пастями набрасываются на берега, отвоевывая песчинку за песчинкой. Время от времени из самого сердца земли прорывается сокровенный огонь, и властно осаждает безутешные поползновения моря. Клубящийся пар, рождающийся в средоточии воды и огня, уносится вверх, в синее небо, где за берегами верхних вод продолжается все то же противостояние в образах вещества и пустоты, света и хаоса.
Мироздание находится в непрерывном движении. Его постоянное обновление – лишь проявление неизменной Вечности, которая зиждится на приципе, что всё запечатлевается в противоположностях, которые самотождественны. Посреди этого парадокса неуверенно стоит Человек и время от времени пытается набросить на него упряжь своих логических построений, чтобы не только разглядеть и познать эту Истину во всех эфемерных формах, но и подчинить ее своей самонадеянной воле, и заставить служить нелепому гордому разуму.
Осознает ли этот слишком человеческий человек, как перед его глазами разворачиваются века и эпохи, как тектонические плиты истории наползают друг на друга, дробят устои и законы, поглощают народы и целые цивилизации? На сломах этих плит прорастают герои и пророки, проникают своими откровениями в человеческую массу, будоражат ее покой, мутят ее стоячую затхлую воду, пока она вдруг грязно-кровавыми потоками не проливается за край и не затопляет континенты. Их громадные туши пробуждаются от древнего сна и обращают внимание на существ, копошащихся на поверхности. Кто-то копнул почву глубже обычного, добывая нефть в Сибири – и цунами накрыло туристов в Таиланде.
Рождающийся в трении парадигм огонь остужает кипящую кровь толпы. Толпа закрывает глаза от нестерпимой вспышки и замирает лишь на миг, чтобы оправиться от истощения сил, как мятежники сами садятся на трон и превращаются в тех же тиранов. Так на смену одним формам приходят противоположные им, которые устремляются в будущее за счет отрицания прежних форм, чтобы в каком-то завтрашнем дне снова сойтись в бою со своей противоположностью, сменившей ветхие маски на новые.
“Что внизу, то вверху, и что вверху, то внизу” — гласит древняя алхимическая мудрость, адепты которой, герметики, тайно несли ее через долгие века христианского Средневековья в поистине герметической изоляции. И только к концу этой эпохи они вышли наружу, когда уже сами церковные образы стали подобны холостым идолам, которым христианская вера однажды себя противопоставила. Замерцав волшебной зарей Ренессанса, новая историческая веха явила себе во всей красе в эпохе Просвещения, когда формы реанимировались магией учёных, подобно монстру Франкенштейна.
2. Культ Земли против культа Неба
Понимая Историю как всеобъемлющую сферу, ее природу можно изобразить как диалектику противостояния Центра и Периферии. Если Центр утрачивает способность сохранять контроль над Периферией, то она перехватывает инициативу и восстает против центральной тирании и ее консолидирующего принципа. В такие неспокойные времена Центр обычно пытается совладать с ситуацией, и потому прибегает к радикальным мерам, чем только подпитывает противостояние. Наконец, Периферия низвергает власть Центра и упраздняет его закон, “разрубает узел”, но не останавливается на этом и продолжает рубить и отвергать. Периферийное дробление продолжается до тех пор, пока в этом хаосе не возникают узлы некоей новой сети, то есть предпосылки к рецентрализации и реставрации системы. С другой стороны, не имея адекватного противостояния себе, Центр постепенно вбирает в себя концентрические круги и естественно разрастается до тех пор, пока сам вдруг не становится Периферией, точно так же не в силах противостоять этому.
Так, в первые века нашей эры христианство, эзотерическое учение среди тайных общин средиземноморского ареала, выходит из пещерного сумрака на свет и становится новой социологической программой Европы, подчиняющей себе разрозненные языческие племена. Христианство провоцирует мировоззренческие и государственные преобразования, и становится идеологией элиты новых европейских держав. Сакральное перемещается из священных рощ и капищ, с берегов рек и вершин гор — в каменные храмы городов. Город (огороженное место, крепость, твердыня) становится сакральным Центром, где обитает элита ревнителей новой религии — феодальная аристократия. Простонародное язычество (погань, от лат. pagus «деревня») вытесняется на Периферию новой христианской эпохи, и продолжает существование как примитивные суеверия, а также в виде разнообразных эзотерических течений в рамках доминирующего экзотерического монотеизма.
Европе в данную эру выпала участь быть исторически активным местом на планете – тектонические плиты истории двигаются там заметно быстрее, чем в других частях света. Новая парадигма европейской истории, породившая современную западную цивилизацию, начала пробиваться на поверхность в 15-16 вв., когда Католицизм переживал серьезный кризис, превратившись из пассионарного культа Неба в паразитирующую систему догматов, отчужденных как от человека, так и от Бога. Бастион Ватикана был атакован сразу с нескольких сторон: культура и искусство переживали “Возрождение”, переоткрывая для себя “языческие” идеалы Античности; наука, все более пренебрегавшая предписаниями Церкви, пришла к выводам, прямо противоположным ее догматам; смелые мореплаватели открывали неизвестные доселе земли и народы, стихийно расширяя границы мира. Католицизм из последних сил попытался противостоять своему краху, обратившись к инквизиции, но это только ускорило его падение, вызвав ответную волну Реформации, которая перемолола пол-Европы.
Новое Время рождалось в огне и крови, и соответствовало своему имени – оно пришло как отторжение всего прежнего, старого, пытаясь фанатически перекроить все традиционные устои Бытия, включая даже понимание времени как такового. Становление Нового Времени осуществлялось не иначе как последовательное “отзеркаливание” средневековой христианской эпохи и ее принципов. Это было наиболее очевидно выражено на примере Науки, идеологической твердыни Модерна, которая решительно отделилась от Церкви, и стала расти в отрицании церковных предписаний. Если Церковь воспринималась не иначе как “сон разума”, то ее новоиспеченный антипод Наука была “светочем”, пробуждающим от этого сна. Церковь постулировала постоянное присутствие Бога и себя как высший социальный орган, свидетельствующий о Его присутствии; в то же время Наука в лице деистов провозгласила, что, согласно Библии, Бог как Небесный Архитектор создал мир за шесть дней, почил на седьмой, а этот день продолжается до сих пор. Взять на себя обязанности “отдыхающего Бога” должна Наука, избранный штат специалистов, ответственный за обслуживание этого сложного механизма. Для этого специалистам вменялось как их священный долг познание всех секретов Мироздания.
Отметим, что научное понимание Мироздания как Механизма, то есть искуссно сформированной материи, было обусловлено тем же отрицанием Церкви и ее “умозрительной сферы души и духа”, и потому развивалось в одном определенном направлении – материальном, количественном. Новая антитрадиционная Наука стала этаким новым воплощением древнего культа Земли, противопоставив себя христианской Церкви как культу Неба.
3. Университет как “просвещенное язычество”
Все глубже удаляясь в материю, новые пророки культивировали ее и воспевали философскими концепциями подобно жрецам вуду, заклинающим вещество на безоговорочное подчинение. Первым делом материальные законы были применены к небесной механике, что дало ученым право перетрактовать Вселенную и ее принципы с материалистических позиций. Тем самым Церковь лишалась права на космологию, то есть внешний мир, сохраняя лишь управление внутренней душой, которая тут же была провозглашена учеными как антинаучная фикция. Впрочем, через несколько столетий, после запуска психологии, у Церкви отберут и это, обрекая ее на бутафорное существование.
Все сакральные науки, ютившиеся в тени христианских монастырей, нашли открытое применение в новом храме Науки, но в несколько модифицированном виде. Вся умозрительная составляющая была отвергнута как “традиционный мусор”, оставляя лишь вещественно-количественную сторону. Следует заметить, что материалистические науки начали зарождаться еще со времен Аристотеля, но всегда имели статус “альтернативных”, побочных течений, и лишь с эпохой Модерна ситуация радикально изменилась. Так алхимия стала химией, астрология – астрономией, магия и теургия – профанной физикой и механикой. Из математики были удалены нумерология, мистицизм чисел и сакральная геометрия. Подобно алхимикам, Великое Делание которых заключалось в очищении вещества от примесей с последующим преображением в золото, Наука провозгласила всеобщую реформацию знания через очищение от примесей суеверия и, следовательно, преображение в единственно возможную, самую наиправдивейшую Истину.
Жрецы нового культа утвердили новый Миф старым испробованным путем классического пророка – они просто объявили все, что было до них, ересью, недостойной “серьезной науки”. Магистралью отзеркаленных ценностей, способствоваших утверждению Науки, стала научно обоснованная инверсия концепции Регресса в концепцию Прогресса. Христианство, как и подавляющее большинство других религиозных коцепций, проповедовало Золотой век человечества в прошлом, а развертывающуюся историю истрактовывало как последовательное отпадение от принципа, которое неминуемо достигнет своей крайней точки – Конца Света. Наука провозгласила это все “примитивными суевериями”, предложив революционную концепцию, прямо противоположную традиционной – Золотой век человечества находится в будущем, так как низшие формы жизни развиваются в высшие. Это был основополагающий постулат Нового Времени, который будет намного позже аналитически обоснован Спенсером и Дарвином. Несмотря на призыв адептов нового культа к эмпирическому анализу, это откровение воспринималось первыми учеными на чисто интуитивном уровне и утверждалось с откровенно религиозным фанатизмом. Их вера побуждала даже фальсифицировать результаты различных опытов, дабы они вписались в сенсационные схемы, что убедительно доказывают сегодня многие историки науки.
Иными словами, Наука утверждалась вопреки Церкви, при этом оперируя тем же схоластическим инструментарием, в чем всецело была ее преемницей. Отвергая Церковь, Наука претендовала на то же самое место под солнцем, на ту же самую высокую роль в жизни общества. Становление Науки нельзя оценивать иначе как последовательный захват церковных территорий, как разрушение “мнимого” качества посредством культивируемого количества. Супрарациональные положения Церкви, само собой, были несовместимы с прокрустовой логикой Науки, и потому безжалостно высмеивались, лишая Церковь легитимности и вообще места в “просвещенном” обществе.
Наконец, Церковь оказалась вытесненной на периферию Науки, тогда как Наука целиком заняла место Церкви в секулярной, казалось бы, Европе. При этом структура каждого учебного заведения до боли напоминает структуру духовных семинарий. В рамках Науки чтятся свои догматы и авторитеты, существует своя иерархия и ритуалы, там преобладает характерные для духовенства косность, рефлексивность и нетерпимость к дерзким идеям. Наконец, открытия ученых, во всяком случае санкционированных академическим сообществом, воспринимаются сегодня также как откровения пророков в традиционном обществе – перед ними благоговеют массы, и им верят безоговорочно.
4. Масоны и массы
Словно воплощая древний космогонический миф, Дух Модерна родился из расколотого надвое яйца – в символическом разделении Церкви и Науки, и их ведомостей: первой – духовные вершки, второй – телесные корешки. Прикладной доктриной этой эпохи и вообще всего Нового Времени стал “либерализм” — “освобождение”, то есть “сбрасывание ига” Традиции везде где только можно – в обществе, культуре, политике. Выпорхнувший на волю “джинн освобождения”, до боли напоминающий того самого дерзкого ангела, преобразил так радикально статус отдельного сословия, что термин “либерализм” превратился в его основополагающий принцип и даже синоним. Более того, при более близком рассмотрении становится ясно, что вся эпоха Модерна по сути является историей торжественного становления этого сословия, а Наука в ней лишь сыграла роль “духовного органа”, легитимировавшим новую власть, осмелившуюся на полное перекраивание Мироздания.
Это было сословие ремесленников и торговцев, которые до того времени зависели напрямую от Церкви, препятствовавшей всякому самостоятельному росту, или же от Государства, где воины традиционно правят “представителями тертьего сословия”. Взяв “освобожденными” руками на вооружение откровения нового оракула – Науки, торговцы стали неутомимыми практиками “материальной доктрины”, в результате совершив фундаментальный переворот всех ценностей (“Качества”) в знаки денег (“Количества”). С торговцами, быстро подмявшими под себя “одноклассников” — ремесленников и земледельцев, стали вынуждены считаться все – ученые и священники, князья и короли. Это была поистине успешная кампания, которая преобразила человеческое восприятие мира и его истории через единую финансовую призму. В конце концов, покупая и перекупая, экономика смогла убедить всех, что Мироздание во всех его проявлениях – лишь многоэтажная надстройка над незыблемым фундаментом товарно-денежных отношений.
Падение престижа Ватикана, который играл роль сдерживающего центра Европы, вернуло “просвещенное человечество” в хаотическое состояние “войны всех против всех”. Адам Смит, один из основополагающих идеологов либерализма, трактовал это так: “Человек человеку – волк. Человек – это хищник, и все его попытки терпимости и сострадания – это лишь уловки хитрой эгоистической природы. Торговля – вот оптимальное поле для бескровной сублимации этих агрессивных комплексов. Там позволено все, чего не запрещает контракт”. Стоит ли упоминать, что появившаяся позже теория Дарвина о происхождении видов всецело повторяла эти положения на биологическом уровне…
Христианство, пропущенное через призму Модерна и инициацию новой Науки, стало дробиться на многочисленные протестантские секты, выхолощенные от всякого мистицизма до голого рационального уровня “протестантской этики”. Общество проходило некое Великое Делание, очищающее его добродетельный труд от “традиционных суеверий” и прочих древних мифов, которые как в воронку стекали за кадр этой программы – в тайные твердыни масонских лож, операторов этого цивилизационного процесса. Масоны и родственные им течения (иллюминаты, розенкрейцеры и др.) стали инициатическим “банком сакральных данных”, которым уже не было места в реформированной (расколдованной, разочарованной) Европе, а именно — новым эзотерическим Центром посреди экзотерического протестантства, где догматический либерализм практически отождествлялся с секуляризмом. “Освобождая” Европу от традиционной иерархии, либеральные масонские революционеры стремились превратить общество в сплошную массу, которой будет управлять новая элита наместников “отдыхающего Бога”, подкованных в устройстве механизма Мироздания.
5. США и гонка Количества
Желание приобщиться к масонской элите и участвовать в гонке Количества стало катализатором технического развития и массового производства. Туда одна за другой втянулись все европейские державы, открыв эпоху колонизации с прикладной эксплуатацией мира “просвещенной Европой”. Наконец, неизведанный континент, названный первопроходцами не иначе как “Новый Свет”, стал идеологическим противником Старого Света и его “архаической” страсти к всеобщей централизации, трактуемой либералами не иначе как насилие, “тоталитаризм”. Новый Свет стал обетованной землей адептов Нового Времени. Его отцы-основатели, ориентируясь на Великого Архитектора деистов, восприняли весь Северо-Американский континент как фундамент для создания нового Механизма небывалых масштабов, где государственной идеологией станет вера в абсолютную свободу. Автохтоны Америки воспринимались как «помеха» для реализации грандиозного проекта, незначительная и легко устранимая.
Отметим, что провозглашенный в 1789 “Билль о правах” охватывал только представителей “освобожденного” сословия и ни в коей мере не касался цветных рабов, задействованных в производстве как неотъемлемая часть новой экономической политики. В массовом производстве нет производителя как творческой единицы, все творчество здесь сводится к управлению производственными и товарооборотными потоками. Поэтому рабовладение органически присуще именно такому образу производства, где продукт неибежно отчужден от производителя, превращенного в равнодушную машину. Даже сегодня, когда, казалось бы, рабочие фабрик и заводов уже никак не ограничены в своих правах, они продолжают это рабство в завуалированной форме – довольствуясь мизерными зарплатами как низший социальный элемент, они вынуждены держаться за свою цепь, чтобы обеспечить семью. Завтра на их место придут роботы как новый класс рабов, потому что при всем своем желании свободы, человек никогда не сможет освободиться от собственной воли к власти.
Итак, Соединенные Штаты Америки стали первым проектом Модерна государственного уровня. Их возникновение не могло не повлиять на Старый Свет, вот уже несколько веков подтачиваемый социальными катаклизмами. Пока США проходили сложный этап становления независимой державы, во Франции грянула Революция. До сих пор за всю историю планеты не найдется аналога, который унес бы такое количество человеческих жизней в процентном соотношении к общему населению. До сих пор символом этого периода, получившего название Великого Террора, остается гильотина – незамысловатый механизм, отрезавший “просвещенную” Современность от “мрака” Традиции в виде голов французской аристократии.
Заокеанский либерализм бесцеремонно всколыхнул патриархальный покой всех европейских монархий, которые вынуждены были принять парламент как орган государственного управления. Провокации либерализма на этом не кончились – поставленные им проблемы и ориентиры вынуждали европейские государства к стихийному преобразованию в соответствии с диктуемыми им новыми экономическими условиями. Наконец, грянул ХХ век, представив миру во всей красе старосветские проекты социальных утопий, призванные пресечь беспредел торговцев и озверение человека в гонке Количества.
6. Заговор Пентаграммы
В либеральных исследованиях социалистических теорий, и коммунизма в частности, последний зачастую отождествляется с фашизмом в единой концепции “красно-коричневого тоталитаризма”. Но так ли это?
Марксистская теория проистекает из либеральной и считает себя логическим выходом из кризиса, неминуемого в либеральной экономике. Марксисты также поклоняются Науке с ее материалистическим мировоззрением, количественным анализом и истиной эмпирического опыта. Они так же считают Декарта, Бэкона и Дарвина пророками, и самого Маркса – последним из них. Но самое главное – коммунистическая социальная утопия строится на базе оккультных идеалов “свободных камещиков”.
Теория Маркса предполает дальнейшее развитие масонской алхимии, экстраполированной на общество, и постулирует ее следующую фазу всецело в соответствии с традиционной доктриной элементов. За первоэлементами Огня (воины, аристократия) и Воды (жрецы, духовенство) идет элемент Воздуха как синтез Огня и Воды. Его сила – комбинация и бесконечное разнообразие форм, что успешно практиковало и продолжает практиковать освобожденное третье сословие, рафинировав формы до чистой эссенции – Капитала. Но за Воздухом грядет элемент Земли – зона абсолютного смешения, которое в свою очередь затвердеет и создаст фундамент для нового цикла. Карл Маркс предвидел абсолютное смешение Капитала, и потому предрекал переход власти от торговцев, “жрецов Воздуха”, к проекции Земли – пролетариату, человеческому гумусу, обездоленным и угнетенным мира сего.
“Свобода, Равенство, Братство” — этот масонский лозунг был впервые озвучен Французской революцией, и предполагал эти идеалы для новой элиты. Век спустя он прозвучит снова в России, но уже для всех, дабы “кто был ничем, тот станет всем”. “Из глубины сибирских руд” прорвалась столь долго сдерживаемая российской монархией революционная волна, чтобы масонские чаянья наконец воплотились в реальность в самом центре континента. Причем наравне с равенством всех людей предполагалось равенство человека и Бога. Коммунисты с новым воодушевлением взялись за уничтожение религии и духовенства, иронически называя себя “красными дьяволами”, и даже стилизуясь под классический образ Мефистофеля. Проект Просвещения подходил к своему логическому завершению – десакрализация христианства как культа Неба несла с собой обожествление Материи.
“Знаки и символы управляют миром, а не слово и не закон”, как говорил Конфуций. Символом коммунизма стала Пентаграмма, один из самых мощных магических символов, дарующий высшее знание и власть над элементами. Пентаграмме была предначертана победа над Свастикой в Великой Войне — она присутствовала в символике всех держав-победителей – СССР, США, Великобритании, Китая и др. В Китае Коммунистическая партия называется “Гунчаньдан”, что с китайского переводится буквально как «Партия Общего Дела», прямо отсылая к даосской алхимической традиции “Великого Делания” — “Несколько лет упорного труда – десять тысяч лет счастья”.
Если марксистские идеи были развитием масонского либерализма, то фашизм был попыткой его преодоления и утверждения иных символов. Итальянский и германский фашизм были последним шансом спасения “национального государства”, общей матрицы европейских держав, в преддверии заключительной фазы Великого Делания Европы – всеобщего смешения в тотальный коммунизм. Но любопытно, что как коммунистические Россия и примкнувшие к ней государства, так и противостоящие ей державы фашистской Оси были солидарны в преодолении либеральной парадигмы. Либеральному взгляду на человека как на “просвещенного эгоистичного хищника” Старый Свет противопоставил проект “нового человека”, наследующего традиционные принципы общественности и социальной ответственности. Эти ценности рассматривались как архетипические для Старого Света.
Либеральная Периферия была поставлена перед угрозой новой централизации. Проект социализма, в какие бы альтернативные формы он не выливался – фашизм, коммунизм, социал-демократия – свидетельствовал об одном: эта “архаическая” страсть к централизации была прямой наследницей традиционных форм власти, теократии и аристократии (монархии).
7. Конспект западно-европейской цивилизации
Если попытаться взглянуть на историю западно-европейской цивилизации через призму диалектики Центра и Периферии, мы получим следующую схему.
1. Предисловием к западно-европейской цивилизации был авраамический креационизм. Иудейская община стала бастионом монолатрии, воздвигнутым посреди разнообразных языческих пантеонов. Этот Центр основывался на патриархальном Законе, предназначался только для “избранных” и противостоял враждебной Периферии в лице языческого матриархата. Следует заметить, что в эту эпоху общеевропейский культ Великой Матери уже пережил свой кризис, вызванный напором кочевых ариев, и раскололся в разрозненные “мужские пантеоны”. Поэтому процесс патриархализации был начат еще до евреев, но именно они взяли мужское начало за основу космогонии и сотериологии своей религии.
2. На смену иудаизму и его Закону для избранных приходит христианство как религия Благодати, открытая для всех. Будучи поначалу эзотерическим течением, как в иудейской среде, так и в подпольях языческого Рима, христианство, наконец, выявляет свою вселенскую природу и охватывает всю Европу.
3. В христианской среде возникает новый Центр – Ватикан, который позиционируется как “Новый Иерусалим”. Католики, как “новые иудеи”, смещают акцент внимания с Нового завета обратно на Ветхий, противопоставляя себя, как “истинных ревнителей веры Христовой”, недобитому европейскому язычеству вкупе с восточной православной церковью, где интегрированные языческие элементы всегда играли существенную роль. При этом древний культ Великой Матери все заметнее пробивается сквозь христианскую догму в форме почитания Богородицы.
4. Ренессанс, Реформация и Просвещение. Беспрекословный авторитет католической Церкви попран общеевропейским народным восстанием, требовавшим лишения Ватикана монополии на веру и возвращения ее “ко всем и каждому”. Отвоеванное право свободно мыслить также освобождает язычество, обретая форму материалистической науки. Подменяя патриархальный Закон Божий матриархальным Законом Природы, она, по сути, восстанавливая культ Великой Матери. На смену Вере, как консолидирующему Центру, приходит Знание (десакрализованный гнозис), тогда как христианство начинает растекаться и дробиться в различные протестантские деноминации и секты.
5. Во все набирающей силу либеральной среде, сметающей традиционные преграды, тотчас же образуется новый Центр – масоны, иллюминаты, розенкрейцеры и другие тайные общества. Посреди освобожденного знания они позиционируют себя хранителями тайного знания и исполнителями божественного Провидения. Иудейская доктрина избранности перезагружается еще раз – масоны охотно используют еврейские мифологемы, ритуалы и элементы оккультизма в создании собственного учения.
6. На смену масонству и его избранности приходят разнообразные социал-революционные движения, все деятели которых были так или иначе связаны с масонскими кругами. Эти движения направлены на радикальное переустройство мира. “Закон Природы” трактуется как “Благодать Природы” согласно тому же масонскому пониманию Провидения, раскрывающего свой промысел в процессе истории (эволюция). Коммунисты, к ХХ веку вобравшие в себя большинство революционных организаций, были по сути такой же вселенской концепцией, как и христианство, но уже рассчитанной в координатах секулярного и матриархального Модерна как материалистическое (“просвещенно-языческое”) учение.
Таким образом, под нечетными номерами мы имеем фазы централизации (эзотеризации), обусловленной противостоянием Центра и Периферии. Четные номера маркируют этапы экспансии Центра (экзотеризации) вплоть до слияния с Периферией.
8. Потоп и скважина Постмодерна
При ближайшем рассмотрении становится ясно, что США и СССР никогда не были противниками, но партнерами, превратившими всю планету в единую шахматную доску. Сделав противостояние Центра и Периферии планетарным явлением, они втянули все страны мира в свою алхимическую игру, чем создали предпосылки для текущей ныне Глобализации. Превращение народов и цивилизаций в массы, внимающие иконам телевизора и компьютера, подобно сотворению Потопа, который должен смыть последние следы прежнего цикла, чтобы начать новый. Капитал и культ количества, материалистическая наука и количественный анализ, отмена иерархий и различий во всем – в обществе, в полах, в расах — это все формы Потопа.
Масонство уже давно утратило свой эзотерический статус, превратившись в массовое явление. Обращение к Востоку в поисках тайной доктрины, начатое учеными-масонами еще в 18 веке, кульминировало в течение 19 и 20 вв. в форме теософии Блаватской, антропософии Штейнера, учений Гурджиева, Рериха и Успенского, и различных иных спиритуалистических и оккультных организаций, превратилось ныне в популярное движение Нью-Эйдж, где мистические символы перемешаны в один пошлый калейдоскоп. Сегодня мир переживает следующий этап упоения Востоком в виде китайского оккультизма, от гороскопов до фэн-шуя. Так, масонский ”Drang nach Osten” на другом конце континента встретил верного союзника в лице Китая с традиционной даосской пентаграммой, который показал, каких метафизических высот может достичь кропотливый материализм.
Видит ли вперившийся в экран, как перед его глазами разворачиваются века и эпохи, как тектонические плиты истории наползают друг на друга? Или же, погруженный в Матрицу, он даже не задумывается, что именно количество Модерна породило мнимое, виртуальное, но качество Постмодерна. Что Интернет основан на системе безналичных денежных переводов международной финансовой сети. Что “компьютер” означает “счётчик”. Что за фантастическими формами виртуального мира стоят разнообразные комбинации 0 и 1, тех самых Центра и Периферии, и нет исхода из этой диалектики. Что, в конце концов, значок Windows – “окна в Преновый Свет” — тот самый модфицированный символ элементов.
Что ожидает мир в грядущем веке и тысячелетии? Будет ли Великое Делание масонов доведено до конца и Мировое Правительство явит себя во всей красе на радость конспирологам? Или же, раскрыв все свои тайны и став популярным сюжетом прессы и масскультуры, они утратили право быть хранителями курса истории? Грядет ли посреди оккультных обломков современного просвещенного язычества новое религиозное сознание, Мировым Древом устремляющееся в глубины Космоса в поисках Создателя? Казалось бы, вместо того, чтобы упиваться выдуманной самим же человеком схоластикой потустороннего, не мешало бы пристальней посмотреть на окружающую нас реальность, секреты которой еле-еле приоткрыты. Но мы с какой-то врожденной одержимостью ищем пути в Небо, будто доказывая, что все наши науки, религии, искусства, культуры и цивилизации – просто сублимированный инстинкт вечного возвращения домой…
Наконец, останется ли Наука служанкой экономики или же, нащупая точки соприкосновения с Церковью, займет положенное ей место властителя дум? Быть может, от материалистической науки в конце концов отколется обновленная наука Традиции, точь-в-точь, как сама Наука однажды отделилась от Церкви. Пока ясно одно – все тайны “Просвещения” раскрыты, и мы снова блуждаем во мраке. Наверное, мы уже слишком глубоко проникли в мистерии Материи, чтобы пытаться найти путь обратно, и теперь нам лишь остается узреть свет в конце тоннеля, и обрести Просветление после Просвещения.