Рассказ
Опубликовано в журнале Новый берег, номер 28, 2010
ЛЮДМИЛА КОЗЛОВА
В БУХЕНВАЛЬДЕ
Рассказ
**********************
Бухенвальд — это страна бараков в городе, где я живу. Хотя, «страна» — это громко сказано. Бухенвальд — всего лишь одна улица, грязная, длинная, не имеющая конца, не знающая начала.
Грязно-белый штукатурочный цвет — это её гамма. Запах помойки и угольного дыма – её атмосфера. Бухарики – её коренные обитатели.
Вонючие дворики с хлипкими сараями, где можно встретить кур, кроликов, собак, кошек и крыс — другая фауна здесь не выживает – это её ячейки, расположенные причудливым гнездовым способом.
Но что улица… Вы сами сможете рассмотреть её щербатое лицо нищенки. В подвалах, как всегда, вода из канализации, тараканы, вышедшие в подъезды на прогулку – в кухнях они не умещаются из-за перенаселения. Богатые стихийные помойки за сараями, размножающиеся как живые существа, полуголые и зимой и летом дети, играющие на любимых помойках, шатающиеся мычащие фигуры, отдалённо похожие на людей — всё это легко поддаётся рассмотрению глазом.
Хуже с языком, на котором общаются бухарики — он понятен лишь коренным обитателям Бухенвальда. То, что «иностранцу» покажется набором возгласов, мата и мычания, для бухарика наполнено глубоким смыслом.
Утро, вечер или ясный день, суббота или понедельник, есть ли выпить и куда надо пойти, чтобы обрести вожделенное — всю эту информацию бухарик легко получит от первого встречного, пообщавшись с ним две-три минуты на родном языке.
Ещё труднее с внутренним обликом жителей Бухенвальда. Кому-то может показаться, что ничего подобного у бухариков не может быть. Как же он ошибается!
Внутренний облик — это как раз самая непостижимая вещь в Бухенвальде, но надо сказать, и самая интересная.
Из интереса-то всё и начинается. Интерес же возникает тогда, когда у живого существа появляется свобода. Бухарик в этом смысле не исключение, и свободы у него – хоть отбавляй!
Кагатное поле
С чего начинается свобода? Бухарик ответит однозначно — с кагатного поля. Может быть, вам это словосочетание ничего и не говорит. Совсем иное дело — бухарик. Он-то знает, ещё как знает, что кагат — это бесплатная пища и выпивка для него, лакомство для его детей и кроликов. Кагат — это витамины, углеводы, минеральные вещества, в общем, всё! Вся жизнь — это кагат.
Для бухарика – это ёмкое слово из пяти букв — целая поэма. Советую вам посетить кагатное поле, но не днём. При солнечном свете это довольно унылое зрелище — длинные бурты мороженной сахарной свёклы бурого цвета. Присыпанные снежком, они тянутся безрадостно и однообразно с востока на запад — точно вдоль невидимых параллелей Земли.
Днём кагатное поле — это собственность сахарного завода, и ничего примечательного в это время суток здесь не происходит. Совсем иное дело — ночь. В зыбком лунном сиянии кагат превращается в общественную ценность — почти драгоценность.
Каждый в Бухенвальде знает, что любой кагат разбит на «деляны». Деляна — это личная собственность конкретного живого бухарика. На чужую личную собственность здесь никто и не пытается посягать. Это чревато…
В сумерках, сгустившихся до нужного предела, начинается полезная разумная деятельность бухарика. Она целиком посвящена освоению его личной собственности. За ночь несколько рейсов с рюкзаком, сумкой, санками — и семья обеспечена на сутки-двое и выпивкой, и едой..
Свёкла пареная, жареная, высушенная в цукаты, пироги со сладкой начинкой – чем не еда. Барда, сваренная из свёклы и заправленная дрожжами – будущий самогон.
Самогонный аппарат более или менее совершенный смонтирован и успешно используется каждой семьёй Бухенвальда. Самогон — валютный фонд бухариков. Самогон обменивается на всё – на еду, одежду, услуги. Кагатное поле и его продукт – самогон- это вечная гарантия свободы в Бухенвальде.
Курить и пить жители Бухенвальда начинают одновременно с освоением родного языка. Чтобы убедиться в этом, стоит лишь оглянуться вокруг.
Артём
Вот важно шествует независимой походкой взрослого мужчины, засунув руки в карманы брюк, обтянув мускулистую попку, любимец Бухенвальда Артём. В зубах его дымится вечная сигарета. Ему всего четыре года, но ни в походке, ни в лице нет ничего детского. Глаза с прищуром смотрят на мир. Ноги уверенно несут его по знакомой улице.
Вдруг откуда-то из другого мира выезжает ничего не подозревающий велосипедист лет семи-восьми. Одной секунды достаточно Артёму, чтобы оседлать багажник. Словно дикая ловкая обезьяна, не знающая промаха в прыжках, он оказывается за спиной велосипедиста и тычками в спину, дополняя их возгласами на родном языке, пытается «пришпорить коня».
Мальчик – велосипедист кричит от испуга, налегая на педали к всеобщему восторгу юных жителей Бухенвальда, высыпавших на главную улицу для обозрения представления.
Артём кричит на родном языке угрожающе и восторженно, словно Тарзан в джунглях, встаёт на багажнике на ноги, держась за плечи велосипедиста. Едет, стоя некоторое время и, наконец, резко оттолкнувшись, спрыгивает на ходу. От испуга и от толчка велосипедист теряет управление и падает вместе с велосипедом посреди улицы.
Свист, восторженные крики, визг – эта какофония сопровождает владельца велосипеда, пока он не исчезает из вида зрителей. Прокатиться на дармовщинку — это любимое занятие Артёма. Своего велосипеда или хотя бы самоката ему не видать никогда – он обитатель Бухенвальда, восьмой ребёнок в семье, четверо из которых уже сидят в тюрьме.
Перепетуум — мобиле
А вон идёт ещё один любимец Бухенвальда – Боб Сергеич. Это уже совершенно взрослый, если не сказать более, член общества. Вчера ему исполнилось пятьдесят два года, поэтому он несколько не в себе. Это заметно даже издалека – по траектории, которая выписывается при его целенаправленном движении.
Но оригинальная траектория — это не главное.
Солнце теряется на небе, изморозь падает с проводов, рассеивается туман и грохочут громы небесные, когда появляется Боб Сергеич, потому что без него нет Бухенвальда. Договориться о ремонте квартиры, самовара, утюга, подбить каблуки, выточить нужную деталь, запаять, заварить дырку, найти прокладку на кран, отремонтировать дореволюционный телевизор, и многое, многое другое – всё это можно всего лишь за «пузырь». Боб Сергеич найдёт мастера, доставит вещь в нужное место, обеспечит качество и т.д. Самая уважаемая личность в Бухенвальде, однако, имеет и самую непритязательную внешность.
Бог не дал Бобу Сергеичу ни роста, ни мужественного подбородка, ни классического носа. То, что заменяет последнюю деталь, имеет сизо-красный цвет и весьма неопределённую конфигурацию. Кроме того «пузырь» часто сбивает с ног почтенного маэстро, отчего на лбу, висках, и прочих частях лица появляются ссадины и синяки. Но Боб Сергеич носит божьи отметины с терпением и стоицизмом, достойным философа. Да и сказать правду, никто из бухариков уже давно не замечает новых украшений на лице Боба Сергеича, так как они возникают либо рядом со старыми, либо прямо на их месте, так что процесс протекает незаметно.
Глядя на маэстро, как не воскликнуть: «Чудны, Господи, дела твои! Не хлебом единым жив человек. Не родись красивым, а родись счастливым». Много-много мудрых мыслей приходит в голову при виде маэстро. Но одна из них затмевает все остальные: «Что есть красота, и почему её обожествляют люди. Сосуд она, в котором пустота, или огонь, мерцающий в сосуде?»
Вечный двигатель, перепетуум-мобиле, работающий на смеси спиртов, полученных благословенным и древним методом, он — душа и сердце Бухенвальда.
Что они, эти плоские бараки, эти помойки и все свободные бухарики без Боба Сергеича? Просто пошлое собрание неодушевлённых предметов.
Дуван
Всмотритесь вперёд с зоркостью капитана дальнего плаванья, и ваши усилия будут вознаграждены. Прямо на вас движется колоритная личность. Его шкиперская чёрная бородка, красивая резная трубка, весёлый взгляд, отмеченный природной хитростью, его странное одеяние, похожее на морской китель – всё выдаёт в нём «морского волка».
Вы не ошиблись – этот человек пережил и штормы, и землетрясения, и минуты, когда костлявая заглядывала ему прямо в зрачки – семнадцать лет тюрем и исправительных лагерей. Эти испытания породили в нём жгучее желание воровать как все – то есть на месте работы, за что в отличие от вульгарных краж личного имущества, никто не страдает, если нет на то специального указания высшего начальства, что бывает весьма редко.
Выразительная краткая кличка говорит о нём больше, чем длинный рассказ о его достоинствах — Дуван. Иного имени он не имел, а это – единственное и ёмкое – вынес из тесного пространства тюремной камеры.
Этимология этого слова ведёт нас к определению «продувной», что значит пронырливый, хитрый. Продувная бестия – значит отъявленный плут, пройдоха. Ещё более дальние корни лежат в слове «продуть», что значит прочистить воздухом или в переносном смысле — проиграть.
В общем, этимология указывает на разнообразные и весьма определённые склонности и дарования Дувана. Обхитрить, объегорить, пронырнуть, прочистить чужие карманы, словно струёй воздуха, проиграть, продуть и т.д. — всё это случалось так часто и с таким постоянством, что имя Дуван навсегда приклеилось к его личности, слилось с ней.
Теперь Дуван — свободный гражданин Бухенвальда, примерный труженик сахарного завода с дефицитной и доходной специальностью — грузчик. Эта работа на первых порах повергла его в изумление и уныние – он с болью пожалел о годах, потерянных в тюрьмах, в то время как он мог работать грузчиком, имея приличный «левый» доход, стать за эти годы весьма состоятельным честным гражданином. Но уныние продолжалось недолго. А изумление до сих пор написано на его лице, так как за один месяц работы на сахарном заводе он украл столько, сколько не смог за всю свою прежнюю продувную жизнь.
При этом он продолжал оставаться честным и благородным тружеником среди такого же честного и благородного коллектива.
- Ах, Дуван, брат Дуван! — говорит он себе. — Знать бы раньше об этом богатстве и мудрости жизни!
Дувана любит весь Бухенвальд, ведь этот святой человек, как Иисус Христос, честно отсидел по тюрьмам и лагерям как бы за всех тружеников, лишённых этой возможности искупления греха. Он отстрадал за всех, и все любят его бескорыстной любовью.
Дуська и Варя
Баба Дуня. Ну, это теперь она бабушка, а раньше была просто Дуськой. Любая жительница Бухенвальда знала, где можно найти исчезнувшего вдруг мужа.
Дуська не отказывала никому, тем более, что трое детей, никогда не знавшие своих отцов, каждый день хотели есть. Сердобольные же посетители кроме выпивки всегда приносили и закусь.
Да что раньше… Совсем недавно, когда Дуське исполнилось семьдесят полновесных, в шкафу у неё соседка обнаружила своего голого мужа, которого и побила, не тронув крестившуюся с испуга пожилую развратницу.
Главное занятие бабы Дуни, она же – Дуська, кроме названного, это сбор и распространение информации или, проще говоря, сплетен. Кто умер, кто родился, женился и на ком, кто уехал, приехал в гости или поселился в Бухенвальде, от кого ушла жена и к кому, кого бросил муж, у кого сдох кот и почему, кто это видел и что говорит по этому поводу и так далее.
Всё это рассказывается каждому встречному громко и истерично. Руки бабы Дуни, она же – Дуська, при этом молотят воздух, словно лопасти ветряной мельницы. Возражать ей бесполезно – она всё равно не услышит. Глаза её бродят сами по себе по возбуждённому лицу, ноги от нетерпения временами как бы разворачиваются вправо или влево, и как бы сами бегут к следующему собеседнику — так Дуське не терпится распространить горяченькую информацию.
К вечеру выясняется, однако, что около восьмидесяти процентов рассказанного выдумано. Кем – это никогда не удаётся выяснить. Но сама баба Дуня наотрез отрицает своё авторство. Похоже, в ней умерли две великие личности – любвеобильная Анжелика и плодовитая писательница.
Бухенвальд без бабы Дуни, она же – Дуська, давно захирел бы от информационного голода, ведь газет, книг и прочей полиграфической продукции здесь не держат, во-первых, по причине безденежья, во-вторых, по причине безудержного воровства. Газета в почтовом ящике не пролежит и минуты после ухода почтальона.
Когда Дуська встречается посреди главной улицы Бухенвальда со своей соседкой Варей, это надо видеть, так как словами передать происходящее трудно, почти невозможно. Варе тоже семьдесят, но она в такой поре находится, кажется, уже лет сорок — засохнув, как вобла, искурившись до черноты, Варя не меняется от времени.
Варя и Дуська могут часами стоять на улице и, отчаянно молотя руками, абсолютно независимо друг от друга выкрикивать, как бы бросать друг в друга причудливые информационные блоки.
Иссякнув, каждая из них побежит в свою сторону, но при встрече с очередным объектом (приёмником информации) происходит как бы взрыв «сверхновой».
Иногда между «звёздами» происходят звёздные войны – Варя и Дуська подолгу не разговаривают. Причиной может быть любой пустяк, например, Варина курица на Дуськиной территории. В эти мучительные для «звёзд» периоды не происходит полной информационной разрядки, хотя каждая из них бегает по Бухенвальду и разносит информацию, то бишь, сплетни. Но апогей этого процесса – интенсивный обмен авторскими блоками – не реализуется, поэтому информация накапливается и у Вари, и у Дуськи, переполняет их кладовые сплетен. И в один прекрасный день всё равно возникает светящаяся вольтова дуга, которая соединит две «сверхновых» на главной улице Бухенвальда.
Матрёна и Николай, Зойка и Руслан
Примечательна и трагична история этих четырёх людей, происшедшая в Бухенвальде на глазах у многих его жителей – сколь примечательна и трагична, столь и обычна для жизни бухариков.
Матрёна — родоначальница этого квартета — была подслеповата, рябовата, в общем, далеко не красавица. Сын её Николай и дочь Зойка отцов имели разных, но одинаково были не знакомы с ними. Зойка удалась на славу — симпатичная, живая, глаза словно черносливины, и способностями Бог не обидел – в школе училась нормально, не хуже других. А вот Николай… Его Бог настолько приблизил к себе, что Колька часто и надолго улетал на встречи со своим Отцом Небесным. Случалось это во время каждого припадка эпилепсии. Да и в перерывах между ними он тоже как бы отсутствовал на Земле, как бы наблюдал всё происходящее издалека.
Зойка после окончания школы вышла замуж за украинца, который приехал на уборку урожая на Алтай на своём грузовике. Вернее, грузовик-то был государственный, а будущий муж Зойки работал на нём водителем, и ему поручили возить свёклу на пункт приёма – то есть на сахарный завод. Так и в судьбе Зойки свёкла сыграла решающую роль, что, впрочем, никого не удивило. В жизни бухариков свёкла всегда играла главную роль.
Зойка, не раздумывая, уехала на Украину и надолго исчезла из поля зрения Бухенвальда. Её часто вспоминали, особенно на праздниках за столом, рисуя картины счастливой Зойкиной жизни на тёплой Украине, в белой хате, окружённой яблонями, вишнями, сливами и цветами.
Колька же с годами всё чаще и чаще бился в припадках, и, наконец, сердце его не выдержало страшной нагрузки. Было ему двадцать три года, когда смерть прилетела за ним.
Зойка приехала на похороны со своим сыном Русланом, потом уехала, а Руслан остался с бабушкой. Учился он в это время в пятом классе. Вскоре выяснилось, что Руслан бабушку не слушается, как, впрочем, и учителей тоже. А через год он уже имел устойчивую репутацию хулигана.
Зойка стала раз в год наведываться в гости к сыну. Постепенно выяснилось, что на счастливой и плодородной Украине она пристрастилась к алкоголю, вернее к самогону. Ну, этим бухариков удивить было не возможно, поэтому Зойку никто не осуждал. Наоборот, во время её приездов мужики так и стекались на Матрёнин двор – поболтать за стаканчиком самогона, покрасоваться перед Зойкой и попользоваться её добротой и безотказностью.
Однажды, когда Руслан уже закончил школу, Зойка приехала в очередные гости, да так и осталась в родном Бухенвальде. Потом она сама и рассказала, что украинский муж выгнал её, запретив возвращаться, так как самогон стал любимым и ежедневным напитком Зойки. И бороться с этим она не собиралась.
Жили Матрёна, Зойка и Руслан неважно. Зойка не могла работать, так как не могла протрезветь, а Руслан вот-вот должен был уйти в армию. Так что жили они на Матрёнину маленькую пенсию и за счёт урожая с огорода, который сажала, полола и убирала, в основном, одна Матрёна.
Руслан отслужил в армии, вернулся, но это событие ничего не изменило в их жизни. Работать Руслан не собирался, стали поговаривать, что он занимается воровством. Зойка беспробудно гуляла, меняя мужей, которые подолгу не задерживались. Она постарела буквально на глазах. Постепенно число мужиков уменьшилось, а потом их не стало совсем. Зойка запила с тоски, да так, что почти перестала выходить из дома – не могла держать равновесие.
Матрёна одна вела немудрёное хозяйство, которое и спасало всё семейство от голода, но силы постепенно убывали. Подслеповатые глаза видели всё хуже и хуже. Здоровье Матрёны совсем пошатнулось, когда однажды утром обнаружила она свою дочь уснувшей навеки около самогонного аппарата. После смерти Зойки всё в семействе пошло на убыль.
Руслан совсем перестал бывать дома, промышляя средства для жизни где-то на стороне. Особенно плохо стало в доме с наступлением холодов. Матрёна не смогла поменять на зиму батарею, которая от старости перестала выполнять свою роль. В доме холодало вместе с понижением температуры снаружи. Матрёна прибегла к помощи самогона, добыв на энное его количество самодельный обогреватель, в просторечии «козёл». Этот прибор в считанные минуты раскалявшийся добела и спасал Матрёну от холода.
Но пути Господни неисповедимы. Плохо видящие глаза подвели Матрёну – однажды она не заметила, как прикоснулась к открытой спирали своим засаленным фланелевым халатом. Халат вспыхнул мгновенно, воспламенив кацавейку, надетую поверх него. Матрёна от боли и дыма быстро потеряла сознание, упала прямо на раскалённый «козёл».
Когда соседи заметили дым, валивший из окон, ворвались внутрь, было уже поздно. Удалось спасти лишь стены и кое-что из утвари. Руслан, оставшись один, продал приватизированный «курятник», в котором он вырос, и более не появлялся на прежнем месте.
Слухи же о его «подвигах» — грабежах и кражах – время от времени долетали до ушей его бывших соседей. Потом исчезли и слухи. И, наконец, пришла последняя печальная весть – Руслана нашли убитым — не просто убитым, а уже похороненным в старой бане.
Труп его был изъят милицией и после положенного расследования казённым образом похоронен, ибо родственников на этом свете у Руслана не осталось.
***
Эта история как нельзя более полно и представляет судьбу жителей Бухенвальда. История многих семей в этой свободной кагатной республике в тех или иных вариантах повторяет судьбу Матрёны и её потомства.
Сколько их, таких Бухенвальдов, ещё существует в больших и малых городах, пригородах и весях огромной нашей страны. Самое печальное то, что Бухенвальд вечен, так как обречён воспроизводить и повторять себя в своём потомстве.
Бухенвальд не укладывается в Историю Ветхого Завета, ибо здесь Артём родит Артёма, Боб Сергеич родит Боба Сергеича, Дуська родит Дуську, а Матрёна — Кольку, Зойку и Руслана, которые в совокупности и есть сама Матрёна.