Опубликовано в журнале Новый берег, номер 26, 2009
ЛЮБОВЬ
(из цикла стихов)
***
Я поняла, как хочу тебя любить −
чтобы войны, толпясь на окраинах лужами, просто
лужами, из которых вытащили тела, в нас забрались
и не трогали, но протыкали копьем, только вместе лежащих в кровати −
на полу-где угодно, но вместе.
чтобы сто ураганов неслось, сверху сыпалось просо
настоящих комет, протыкая насквозь, Анабазис
проходил, каждой точкой пути нас вбивая друг в друга. И встать, и
восстать нам − но вместе − как гвозди в цепи за двумя
потянувшимися сплошь и рядом ладонями, навзничь
опрокинутыми в небосвод, как в преддверие Бога.
чтобы имени даже не знать, и лица, и виня
никого из любых, не вменяя в обязанность разниц
неумение выбыть. Без логова и диалога.
чтобы судорогой сведены, как ближайшие в роде
люди между собой, мы остались − впервые − в природе.
И тогда, без районов окраинных рая и ада,
будет заново имя дано − и его нам не надо.
Разослано платье по телу, как порох
по полю, идешь среди тех, у которых
не выпросишь крохи насущной и корок.
Любовь. Залезает за полночь, за полог,
за всякий порог, и в кощунственных датах,
похожих на мысли, ждешь дней небогатых.
Любовь. Без всего. Допустима настолько,
насколько Вселенная кажется стойкой.
И в смысле , что пьешь беспощадный напиток.
Забвения нет. И забвенья избыток.
Идешь среди всех, кто никак или дорог.
И вот что еще заползает за сорок –
Любовь. Невозможная выдохом «Боже».
Глотаешь причастие сдернутой кожей.
ОГЛЯНУВШАЯСЯ − УЙТИ
где отдыхаешь в полдень? к чему мне быть скиталицею возле стад товарищей твоих? [Песнь Песней 1:6]
От мира не отберешь
возможность умереть для него,
даже если виден.
Можно повторять движения за Богом.
Внутренние, конечно.
Но все равно − виден.
Ночь идет, напялив брошь
на грудь неба, но существо,
которое не объято, говорит ей: «Выйдем?»
И они выходят поговорить, а он, в немногом,
выходит на уровень встреч, но
мир не удержит походку, даже если виден,
чье лицо светлее, чем утро без всех починок
живописцев, чем мысли родителей о детях неизлечимых.
II
Разделенные на два лица, на четыре плеча,
на четыре бедра…
Потому, потому больна.
Если б ты был мне брат, умерла сгоряча,
если был бы мне друг − умерла,
И сейчас между нами Господь, как война.
А Господь мой таков, что не комкает слов,
и не слушает слез у молитв.
Разве только единый напев.
Тело − ложе без лжи, из Ливанских дерев,
одр души, каждой клеткой болит.
А Господь мой такой, что не любит покой.
Разделенные на шаги, на других вокруг,
на четыре света и тьмы…
Потому, потому больна.
Разделю что угодно, и смерть разлук
так сильна, что берет взаймы
у нее − и дает она.
Но она, раздав себя в ширину-длину,
всех нужнее Господу моему.
III
Вот идет монах. На нем борода.
Седа.
На нем черное не заучено тьмой,
почти молодой.
На нем пыль и боль,
столь
прозрачен, что видно сквозь
все, где есть изъян.
Сам он бел и румян*,
и пытается вынуть гвоздь,
хотя в мире сем он лишь гость.
IV
Запах твой − Земля до греха,
речная вода, ручная вода,
запах твой − Неба плоть.
Как мне жизнь не выдумать, у монаха
на Ладони Господа
света, как одежды, не распороть.
А одежда твоя черна, как снег
возле утра, сподобившего рассвет.
А одежда твоя − только тень Лица.
И восходит солнце в глазах, не гаснет,
льется свет Ручной, словно Божий плед
на поля нагорные, на леса.
И походка легка твоя, как Его
бремя, голос, словно орлиный зов
среди горних, вещающий чистоту.
Я смотрю на тихое торжество
у Ладони Господа, дальше слов,
и иду к тебе, навсегда иду.
V
Если есть любовь, значит нет любви.
Потому что любишь в спину, идя
за тем, кого любишь, кто идет за Ним.
Лепишь скорые рифмы: реви, зови,
на крови выводя про дитя,
и мечты бесплодны, как херувим.
Это совокупленье банальных рифм
ничего не дает, окромя тоски,
точки в смысле телодвижений без.
Без кимвалов и меди строишь свой Коринф,
но Сизифом новым**. И лучший скит —
из подножья моря с глухотой небес.
А пойдешь по водам − ударит ток
бессеменных замыслов от Творца.
Обнаженные ступни, запястья, как
и положено, если заводит Бог
на дорогу вверх. И Его пыльца
на других оседает в моих стихах.
*“Возлюбленный мой бел и румян” — [Песнь Песней 5:10]
** По преданию, основателем династии древних царей и города Коринфа считается Сизиф. В первой строчке отсылка на стих из 1 Послания апостола Павла к Коринфянам: “Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий” [1-е Коринфянам. О любви 13:1]
***
Столько точного сказано про любовь
за тысячелетия, что можно подумать –
и вправду любили.
Ласкали женщин и знали, как делать
их разноцветное тело еще более разноцветным,
и те обвивали мужчин, открываясь выплеску их красоты.
Можно подумать, тела миллиметр в миллиметр,
секунда в секунду совпадали, вздрагивая одним
стволом, как стрелки часов,
никогда не пробивших полночь
прежде чем замолчит петух, предназначенный для рассвета.
А рассвет обнажал любовь и предательство
запахов, очевидных складок на коже, одиночного сна как немощи
Учителю, знавшему, что душа
в это время направлена прочь
и говорит слова отречения как признания,
превращая их в пленных апостолов веры,
которой – одной которой
не в силах Он наградить,
и Учитель молчит, молчит и молчит,
и уходит на голую гору – любить.
Август 2008