Перевод Вячеслава Куприянова, продолжение
Опубликовано в журнале Новый берег, номер 25, 2009
Правил некогда Бог.
И цари
Мудрецы
Кто же правит теперь?
Правит единый
Народ? или святая община?
Нет! о нет! кто же правит теперь?
племя злобных гадюк!
……трусливых и лживых
слов благородных не жди
С этих уст.
О от имени
я взываю
Древний демон! к тебе
Или пошли нам
Героя
Или
мудрость пошли.
День мимолетный я жил… 287
День мимолетный я жил и вместе
с близкими вырос;
Те уж почили давно или ушли далеко.
Но вы, почившие, в сердце моем
вы не спите, родные.
Облик ушедший живет
в признанной вами душе.
И вы живее живых там,
где божественным духом
Радость ушедшим дана,
юными стали вы вновь!
Перевод Вячеслава Куприянова
….1800
ПАТМОС (Первый вариант)
Близок есть,
И с трудом постижим бог.
Но там, где угроза, растёт
И спаситель.
Живут в ущельях
Орлы, и идут без страха
Сыны Альп над бездной
По легковесным мостам.
И потому, где обступают нас
Вершины времени
И любимые живут вблизи, и жаждут
На разлучённых горах,
Там дай воды невинным,
Дай крылья нам, и точной чуткости,
Перелететь и вернуться.
Вот так я говорил, и тут повлёк
Меня быстрее, чем я успел подумать,
И дальше, куда я
Не мог даже помыслить, гений некий
Прочь из дома. Уже
Смеркалось, когда я миновал
Тенистый лес
И тоскующие ручьи
Отчизны; я этих стран не знал.
Но скоро, в свежем сиянии,
Таинственно
В золотой расцветая дымке,
Вырастающая быстро
Вместе с шагами солнца,
Тысячью вершин благоухая,
Мне Азия открылась, ослеплённый
Искал я знакомых троп; но заблудился
Среди путей широких, где вниз
С кручи Тмола) течёт
Золотоносный Пактол,
И высятся Тавр и Мессогис,
И цветами полон сад,
Как тихим огнём. Но выше
В лучах расцветает серебряный снег;
И, бессмертной жизни свидетель,
На недостижимых склонах
Древний стелется плющ, и возведены
На живой колоннаде, кедрах и лаврах,
Праздничные,
Богами воздвигнутые чертоги.
И шумят у врат азийских,
То тут то там, стекая
К неведомым морским долинам,
Улицы без теней,
Но знает острова кормчий.
И лишь я прослышал
Что одним из ближайших
И будет Патмос,
Как меня туда
Потянуло, чтобы там
Найти тот суровый грот.
Ибо не так, как Кипр,
Ключами играющий, или
Другой какой-нибудь остров, иным
Живет величием Патмос,
Но гостеприимен он
И в самом бедном доме
Всегда, и если
Гибнет корабль, или с плачем
Об отчизне или
О потерянном друге
К нему приближается
Чужестранец, сам он внемлет ему;
и его дети,
Жарких рощ ропот,
И там, где метет песок,
и расселинах вся
Почва поля, там все его слышат,
И лютня любовно звучит
В ответ на мужской плач.
Так приютил
Некогда Патмос любимца Бога,
Пророка, что в блаженные
юные годы
Прошествовал вместе
С Сыном Божьим, неразлучно, ибо
Вершитель гроз возлюбил простоту
Сего юноши, чей чуткий взор узрел
Ясно Господа лик, когда
При таинстве виноградной лозы
Сидели все вместе они
на Тайной вечере,
И из великой души исходила,
спокойно, речь о смерти
И любви последней, ибо никогда
Все высказать о благе не хватит слов,
Чтобы вселить в них бодрость, ибо
Он видел только злобу мира.
Но все есть благо. Затем он умер.
Многое об этом
Сказать бы можно было. И как он
Смотрел на всех победно,
радуясь в последний раз,
Но все печалились, и тут
Приходит вечер, и изумлялись,
Ибо великое решенье зрело в душах
Мужей, но все они под солнцем жизнь
Любили и не хотели с Господом
И родиной расстаться. Как будто
Огонь в железо, входило это
в них, и рядом
Шла с ними Возлюбленного тень.
И так он их подверг
Схожденью Духа, и уже дрожала
Над ними крыша,
и громы Господа гремели
Издалека над их
Смятенными умами, когда,
в тяжелой грёзе,
Герои смерти вместе пребывали,
Тогда, их покидая,
Он им еще явился.
Тогда померкло солнце, день,
Царственный, сам преломил
Свой бьющий светом
Скипетр, сострадая Богу, поскольку
Пришествовать положено Тому
В своё лишь время.
И было бы не благом
Явиться поздно, или внезапно,
Отныне стало
Уделом человека и радостью
Жить в любящей ночи и сохранять
Упорно в очах наивных
Провалы мудрости. И так же
зеленели
В глубинах у подножья гор
живые всходы,
Но это страшно, как повсюду,
И тут и там, рассеял всё живое Бог.
Приходиться покинуть
Всех дорогих друзей
И далеко уйти за горы
Одному, туда, где дважды
Узнан единогласно
Был Дух небесный;
но не пророчил он, но
Вздымал им дыбом волосы тогда,
Когда внезапно,
Вдаль поспешая, оглянулся
Господь и заклинал их,
Чтобы они отныне,
как цепью золотой
Все вместе связанные,
Зло обличали– тогда они
скрепили руки. –
Но если умирает тот,
Кому всего превыше
Довлела красота, что самый его облик
Являлся чудом, и на него
Указывало небо, и если взаимной
загадкой вечной
Они пребудут друг для друга
Всегда, прожившие все вместе
В единой памяти,
и не одни пески лишь
И нивы поглощает бездна и храмы
Хиреют, если доблесть
Полубога с его подвижниками
Прейдет, и даже лик свой
Всевышний отвращает
В итоге, так что ни один
Бессмертный не виден больше
ни на небе,
Ни на земле зеленой, что тогда?
И это мера сеятеля, когда он
Захватывает лопатой жито
И все на свет бросает на току.
Мякина падает под ноги, но
В конце концов зерно,
И нет ущерба в том, что что-то
Теряется, и из речи
Живой уходит звук,
И Божье дело нашему подобно,
Вершитель не желает всё и сразу.
И как железо носят недра,
И пылающую лаву Этна,
Так я хотел бы дара, чтобы
Облик облюбовать, и глядя на него,
Представить, каким он был, Христос.
И если кто-то сам себя натравит,
С печальной речью, когда я
беззащитен, в пути,
Напустится на меня, врасплох,
как я посмел,
Я, раб, себе представить образ Божий,
Во гневе явном видел я однажды
Господне небо, нет,
не чтобы проявить себя, а чтобы
Познать. Добра хотите вы,
но в ненависти вашей,
Пока при власти вы,
повсюду фальшь, и места
Нет больше человечности
среди людей.
Ибо не вы вершите, а вершит
Судьба бессмертных,
и рухнет ваше дело
Само собой, и так придет конец.
И ежели неостановим небесный
Триумфальный ход,
то назван будет подобным солнцу,
Всесильными ликующий сын
вершителя,
И будет знак решения,
и в этом стержень
Напева, вниз указующий,
Ибо ничто не низко. Он мертвых
Воскресит, пока они не схвачены
Сырой землей. Но многие
Ждут, смежая очи, им страшно
Увидеть свет. Они боятся
Вдруг расцвести от яркого луча,
И сдерживают отвагу в золотой узде.
Но пуст ,когда
Под воспаленными веками,
Мирское отвергая,
Пробьется тихий свет
святого Писания, они
Посмеют, возрадуясь, как милости,
Себе позволить тихий взгляд.
И если ныне небожители
Меня так любят, как я верю,
Тогда тем более Тебя,
Ибо одно я знаю,
Что воля именно
Предвечного Отца вполне
Тебе довлеет. Тих Его знак
На громогласном небе.
Некто стоит под ним
Всю свою жизнь.
Ибо живёт еще Христос.
И так Его сыны, герои, они повсюду
Прошли, Священное Писание Его
И молнии толкуя,
И все дела доныне на земле,
В стремлении неудержимом.
Но с ними Он. Ибо труды Его
Заранее Ему известны.
Да, слишком, слишком долго
Невидима небесная благодать.
Ведь чуть ли не за палец
Им нас вести приходится,
и стыдно, что
Иная сила нас лишает сердца.
Но небожители себе
желают жертвы
И если чуть кому-то не хватило,
Не жди о них пощады.
А мы служили матери-земле
И поклонялись солнечному свету,
Не ведая, что любит нас Отец,
Который верховодит всеми,
Он требует блюсти
И крепость буквы, и верно в суть ее
Вникать. И слог немецкий
следует тому.
ИСТР*
Приди же, пламя!
Мы с вожделеньем
Встречаем день,
И если испытанье
Нас миновало,
Мы жаждем слышать гомон леса.
Но наши песни с Инда
Издалека пришли и
От Алфея, долго мы
Удобного искали,
И не без трепета
Решались потеснить
Соседа ближнего
И перейти на сторону другую.
Но здесь хотим мы сеять.
Готовят землю к пашне
Лишь реки. И там трава растет,
И к тем же рекам летом
Идет на водопой зверьё,
Туда и человек.
Мы дали этой имя Истр.
Он живет роскошно. Стволы
над ним колышат,
Свою листву. Деревья дико
Стоят на берегу; над ними
Вторая стража, крышей
Нависли скалы. И не диво
Для меня, что он
Призвал Геракла в гости,
Издалека сияя, от Олимпа,
Когда тот, в поисках прохлады
Пришел от зноя Истма,
Ведь даже он, отважный,
Нуждался, духами гонимый,
В тени. И потому сюда
К ручьям спустился он, и выше
По берегу за ароматом елей
Чернеющих, где в дебрях
Охотник промышляет,
И слышно, как растут деревья,
Накапливая смолу над Истром.
Тут кажется почти
Течет он вспять, а я
Считаю, что
Он должен течь с востока.
Об этом можно
Сказать бы было многое.
Зачем он так
К горам привязан? Иначе, скажем,
Рейн, он их обходит.
Не напрасно реки
Не высыхают. Но как?
Им нужен знак,
Не меньше, чтобы как-то солнце
С луной нести в покое, неразлучно,
И днем и ночью течь вперед, и чтобы
Приятно было небу отражаться.
И постольку реки
Радость для Высших. Иначе как им
Спускаться вниз?
И словно Гера, зеленая.
Все реки дети неба. Но терпеливым
Он вовсе мне кажется, напротив,
Свободным и насмешливым.
Именно когда
Приходит юный день
И наступает время
Ему расти, то он совсем иной,
Он душу изливает небу
И рвется из узды, и слышны вдалеке
Порывы ветра,
А он доволен;
Ему нужны уступы этих скал
И пропасти земли,
Он непокорен, нет ему покоя;
На что еще способен он,
Никто не знает.
***
… ты считаешь,
Что так и будет
Как некогда? Тогда создать хотели
Искусства царство. Но при этом
Отечество презрели,
Исход был жалок: вскоре
Прекраснейшая Греция погибла.
Что есть жизнь человека?
Что значит жизнь человека?
образ божественного.
Словно под небом
блуждают земные все, и видят
Все его. Но в то же время
читают письмена, как будто
Изображающие бесконечность
и богатство
Людское. Но разве простое небо
Богато? Цветам подобны
Серебряные облака.
Но дождем нисходят
Лишь роса да влага. Но если
Выветрится синева,
простая, покажется
Матовость, с мрамором схожая,
уже рудой,
Началом богатства.
Окончание в следующем номере