Опубликовано в журнале Новый Берег, номер 25, 2009
Коля жил в пригороде, в маленьком домике.
По вечерам золотистый свет уличного фонаря терялся в липах.
Однажды он вышел на улицу, подошёл к внешней стене дома.
Прикрутил к ней розетку и повесил на гвоздь картину.
Постоял, посмотрел.
И почувствовал, что получилось.
Оппа
Теперь весь мир — комната его дома.
Вся Земля, да что там — вся вселенная.
Со всеми кошками, молодыми мамами в парках,
поросшими камышом маленькими речками,
глотателями огня на праздничных площадях и Господом Богом.
Вот дворник стрижёт городской газон.
Смотришь с нежностью.
Ещё бы, столько лет живём в одной комнате.
В комнате с Венерой и маленьким смешным Меркурием.
И ничего, что продавщица в магазине сказала тебе неласковые слова.
Переживём. Это наше внутреннее домашнее дело.
Мы ведь не чужие друг другу.
Всякие бывают дни, не всегда у человека хорошо на душе.
Где-то, в джунглях, рычат и поют мои домашние звери и птицы.
Плещется рыба на закате в моей Миссисипи.
В далёком сияющем Акапулько
В камере смертников
Сидит дружище Леон.
Сквозь решётку запах моря, крик чаек.
Он убил старину Педро.
Забил его носаками из-за Марицы.
Педро навещает его вечерами
и ждёт воскресения мёртвых, чтобы получить своё тело обратно.
Чтобы можно было обнять Леона, взъерошить ему волосы.
Сказать: “Не плачь, мне было неплохо все эти годы.
Нечего исправлять.
А смерть это так, царапина. Было не так уж и больно. До свадьбы заживёт”.
Вот теперь никто уже никуда не денется, думает Коля.
В моей комнате смокинги, и прекрасные ваши потные майки, разбросанные носки,
Вечерние платья, зубные щётки, зубочистки ваши на вес золота, родные мои.
В моей комнате нет правых и виновных, есть только счастливые и несчастные.
Несчастные, блин.
Блин.
В моей комнате Бог стал человеком,
Чтобы не только с нами болеть, голодать, валиться с ног от усталости.
Но чтобы наконец-то смочь выговорить “Несчастные. Блин” .
Ведь в своём несчастье мы сильнее Бога.
Он может иметь участие в нашем счастье, сделать его больше.
Только в несчастье наше не может Он войти,
не может взять его, ничего не может с ним сделать, оно в другом измерении,
там, где нет Бога.
Он стоит за окном этого измерения и смотрит туда, где Его нет.
Может только беспомощно говорить “Блин”.
Говорить это слово, которое ничего не означает, кроме непоправимости,
означает то, куда нельзя войти, то, что нельзя потрогать, поправить,
Можно только умереть в надежде, что тебе отдадут это потом добровольно.
Даже спрятать несчастье нельзя от детей, мол, оно не игрушка.
В моей комнате есть счастливые и несчастные.
Золотой свет уличного фонаря теряется в густых липах.