Роман, продолжение. Перевод с французского Сергея Юрьенена и Ауроры Гальего
Опубликовано в журнале Новый Берег, номер 21, 2008
Вены на моей руке были толще, чем обычно.
Никто мне не ответил. Нина, по причине кокетства, должно быть, заставляла меня ждать.
Я постучал, на этот раз сильней.
Прижав ухо к двери, я слушал. Таким манером слышно лучше.
Ни один звук не нарушал молчания.
Тогда забарабанил кулаком. Все то же молчание. Нины там не было. Поскольку не было там никого, я заглянул в замочную скважину. Я увидел низ окна со шторой, слишком длинной.
Нина меня не ждала; Нина меня не любила.
Внезапно меня охватил дурацкий ужас. Если девушка мертва, там, в комнате, меня заподозрят.
Я поспешно спустился по лестнице, спрыгивая с двух последних ступенек каждого марша.
Таким образом закончились мои отношения с четой Бийаров. Я больше к ним не приходил, даже чтобы вернуть свои пятьдесят франков.
Я избегаю площадь Сен-Мишель. А если бы Бийар захотел, мы могли быть счастливы.
Я ищу друга. Я думаю, что не найду его никогда.
Племяш, моряк
Я люблю бродить вдоль Сены. Доки, водохранилища, шлюзы наводят меня на мысли о каком-то дальнем портовом городе, где мне хотелось бы жить. Я вижу в воображении девушек и моряков, которые танцуют, флажки, неподвижные суда с мачтами без парусов.
Эти мысли не длятся долго.
Набережные Парижа не очень радушны: лишь на мгновение они могут быть похожи на туманные города моей мечты.
Однажды после полудня в марте я прогуливался по набережным.
Было пять часов. Ветер надувал мою накидку, как юбку, и заставлял меня держаться за шляпу. Время от времени витражные окна прогулочной баржи пробегали по воде быстрей сквозняка. Влажная кора деревьев поблескивала. Не поворачивая головы, можно было видеть башню Лионского вокзала с ее часами, уже освещенными. Когда ветер унимался, пахло подсхошими сточными канавами.
Я остановился и, облокотившись о парапет, грустно смотрел перед собой.
Трубы буксиров падали назад на подходе к мостам. Натянутые кабели переплетали баржи, обитаемые в центре. Длинная доска соединяла наливную баржу с сушей.
Рабочий, который пробирался по ней, подпрыгивал на каждом шагу, как на пружинном матрасе.
У меня не было намерения умереть, но подчас мне нравится вызывать жалость. Как только приближается прохожий, я прячу лицо в ладонях и начинаю всхлипывать, как после плача. Люди, удалившись, оглядываются…
На прошлой неделе я едва не бросился в воду, чтобы выглядеть искренним.
Я созерцал реку, думая о галльских монетах, которые должны были быть на ее дне, когда хлопок по плечу заставил меня вскинуть локоть — инстинктивно.
В смущении от своего испуга я повернулся.
Передо мной стоял человек в морской фуражке, во рту окурок сигареты, а на запястье поржавелая пластинка удостоверения личности.
Поскольку я не услышал, как он подошел, я посмотрел на его ноги: он был в эспадрильях на джутовых подошвах.
— Я знаю: вы хотите умереть, — сказал он мне.
Я не ответил: молчание делало меня интригующим.
— Я знаю это.
В моих глазах не было слез, я их закрыл. Последовало молчание, потом я прошептал:
— Это так, я хочу умереть.
Наступила ночь. Газовые фонари зажигались сами по себе один за другим. Небо было освещено только с одной стороны.
Незнакомец наклонился и сказал мне на ухо:
— Я тоже хочу умереть.
Перевод с французского Сергея Юрьенена и Ауроры Гальего
(Продолжение следует)