Февраль 2008 г
Опубликовано в журнале Новый Берег, номер 20, 2008
Февраль 2008
Колыбельная
Город, пригород. Мостик, лестница.
Фонари горят. Дождик светится.
Взмок прохожий.
Спешит
прочь,
а по коже
шуршит
ночь.
Богу богово. Зверю зверево.
Тени голову. Луже дерево.
Путь
заставила
сте-
на.
Чуть
растаяла
тень
сна.
Слепят фарами по касательной.
Едут парами показательно.
Коль на ложе
двоим
пасть,
не положено
им
спать.
Волны тенькают колокольцами.
Светотень кают пала кольцами.
Тьма ограблена.
Ог-
ни.
Спи, кораблина.
Ус-
ни.
Зеркала витрин белым залиты.
Бедолаги три делом заняты:
пьют
из горлышка
до
дна.
Спит
торговлишка
до
дня.
Как медведь зимой, спит народец мой.
Спит красавец мой. Спит уродец мой.
Ночью нечего
пить-
есть.
Человече мой,
спи
весь.
Тихой дамою в одеяльце
спит душа моя – постоялица.
Ночь. Гостиница.
Сад
вне.
Спит, родимица.
Вся
в сне.
Спит.
Московские стансы
Если б ветер поверхность слизал,
если б видимость стала нерезкой,
сквозь Москву проступили б леса,
как лицо на осыпанной фреске.
Полустертые камни висят
в небесах, на весу приосанясь.
Сквозь Москву прорастают леса –
угадал записной иностранец.
Сквозь базар, толковище, торги
небеса прорываются течью,
проступают верхушки тайги
и гудят москворецкою речью.
Это просто такая среда,
где чужой со своим одинаков.
Сквозь Москву пробегают стада
кроманьонцев, косуль, кадиллаков.
Это воздух такой, кислород,
что летят сизари мимо цели,
и деревья дешевых пород
оплетают корнями туннели.
Сквозь Москву прорастают леса,
красота образуется через
одичанье. Турист записал
эту несообразную ересь.
Мы пришельцы во граде своем,
в чащах из кирпича и гранита,
где воитель пронзает копьем
замечтавшегося московита.
Баллада для кпк
Проверка орфографии. Промашка.
Погожим днем из Верхнего Тормашка
в район, положим, Нижнего Торжка
спускается преважная депеша
про летчика, шофера, конна, пеша,
короче, всех – от мэра до торчка.
Допустим, высочайшая депеша
повелевает о народе печься
народу же, а то ещё кому,
беспечные же нижние-торговцы,
чуть мене белошерстые, чем овцы,
предписаны отправиться в тюрьму.
Проста задумка власти: делай благо
соседу – а иначе, бедолага,
ты будешь изолирован – и так
звучит сие отлично благородно,
что мнится, воспитание народно
произойдет само, как секс в кустах.
Верхи хотят – низы же почему-то
брыкаются. В народе зреет смута.
Тюрьма переполняется. Беда
везде. Сосед доносит на соседа.
Ревет бабьё. Поэт бежит отседа,
неведомо откеда и кеда.
Вон из Торжка! Хоть в Хеллсинки, хоть в Адлер!
Останешься, хиляк, – спасешься вряд ли.
От бунта не придумано защит.
В печали мэр: Что делать нам, бояре?
На площади лабает на баяне
пророк. Народ собрался и молчит.
Все ждут, чтоб некто вышел, нечто выбил.
Свободен замысел – невольна гибель
и окончательна, как ни крути.
Канцеляристы, ушлые чинуши,
утратив сон, становятся на уши,
изобретая, как бы град спасти.
Додумались. Наутро разъясненье
готово: печься значит печь печенье.
По праздникам, а также четвергам,
чтоб граждане соседей угощали.
В печати сообщаются детали.
Недочитав, хозяйки к кочергам
бросаются – и выпечка в два счета
готова. Отпираются ворота
и ломятся столы, аж негде класть
от города бесплатные подарки,
и старожилы воздымают чарки
за мэра, за чиновников, за власть.
Мир водворен. В разгар увеселений
Вернувшийся в райцентр уездный гений
Строчит стишок из серии «Да здра»,
на кпк, под катом, или как там:
Виват конкретным подзаконным актам,
а не абстрактным правилам добра!
Карло
Посмотри, что у меня в руке:
безделушка, хитренькая штучка.
Надпись в неприметном уголке:
Делал Карло, мастер-самоучка.
Зря надеешься – не оживет.
Ну какие сказки. Что ты, что ты.
Даром на нее потрачен год
тихой, упоительной работы.
Правда, странно? Вроде бы, пустяк,
выносил, продумал до детали,
сделал – получилось всё не так,
словно главного не рассчитали.
Что ж, начнём по-новому. Зима,
запах стружки, трудное заданье.
Крашеная куколка в чулане –
Бог с ней, право, пусть живет сама.
***
Дальняя станция в сонной завесе.
Изморось, ветер. Стрела
Пасмурных рельсов влетает в залесье.
Близко не видно села.
Всё мимолетное – поле ли, мост ли –
меряющий на столбы,
поезд прибудет, не нынче так после,
полный нездешней толпы.
Выйти на время, безлюдье разбавить
смысла не вижу – прости.
ни безнадежности ведь, ни дождя ведь
в поезде не увезти.
Станция тронулась, тени поплыли,
наискосок потекли…
что увидали, что вообразили,
то и с собой увезли.
