Опубликовано в журнале Новый берег, номер 19, 2008
Крымское
С чумного лежбища арбузов
В Отузы из Бахчисарая
Давно других не возит грузов
Автомедонт степного края,
Набрав арбузов полный кузов,
В гордыне дыни презирая.
И все мы – не от злых хунхузов
Иль лиходея самурая,
Не от нашествия французов –
От суховея вымирая,
Спасаем, как Москву Кутузов,
Клочок таврического рая.
АХМАТОВА
Только Волкова поля солома
Да Воронежской воли холмы…
У решетки Фонтанного Дома,
У ворот пересыльной тюрьмы
В черный год прорыдавшая в голос
Самый скорбный из плачей Невы…
Но по воле Господней и волос
С драгоценной не пал головы.
Внучка Пушкина, правнучка Данта,
Слышу голос провидческий твой,
Вознесенная чудом таланта
Над Невой, над страной, над судьбой.
…Лишь молчанья горчайшая мука,
Залетейских отрава полей,
Выпьет душу. Ни слова, ни звука
Не забудется в песне твоей.
САФО
Мне, невинной, твердила мать,
Как влекущ и манящ мой взор,
И влюбленным речам внимать –
Слаще меда мне с этих пор.
Зевс свидетель, кто так юна,
Чей так легок и строен стан,
Облачать себя не вольна
В блеск и пурпур заморских стран.
Ей довольно блеска очей
Из-под полуприкрытых вежд,
А объятия – лишь горячей
Без ревнивых царских одежд.
И во тьме твою наготу
Озарит, как в чертогах царей,
Этот схваченный на лету
Алой лентой пламень кудрей.
БЕАТРИЧЕ
Первое появление
Sopra candido vel cinta d’uliva
Donna m’apparve sotto verde manto
Vestita di color di fiamma viva.*
Не мысля воплощения иного,
В мгновенье, как очам моим предстала
Та, в платье цвета пламени живого,
Бесплотная, вся в блеске покрывала
Эфирного. Внимая дивной речи,
Запомнил все я, что она сказала,
Благославляя чудо нашей встречи,
Едва простерла ветвь свою олива,
И легкий плащ окутал эти плечи,
Vestiti di color di fiamma viva.**
Примечания
.
*В венке олив, под белым покрывалом,
Предстала женщина, облачена
В зеленый плащ, и в платье огне-алом.
Данте. Чистилище. ХХХ, 31-33. Перевод М.Лозинского.
** дословно: одетые в цвет живого пламени.
МАТЬ МАРИЯ
(Е.Ю. Кузьмина-Караваева)
Кем была ты – синицей? черницей?
Голубицей под Божьей десницей?
Чем ты стала – водою? капелью?
Вифлеемской звездой над купелью?
Умирать никому не привычно,
Остальное обычно, обычно…
Но отвергнул покровы земные
Дух твой скорбный и стих твой, Мария,
То волною, то ветром несомый,
Как синичье перо, невесомый.
ПОЭЗИЯ
(Вислава Шимборска)
Словно ладожско-невский Броневский,
Или вятско-хорватский Словацкий,
Костровицкий парижско-женевский,
Или лондонский пан Коженевский,
Или просто Беневский и Свяцкий,
Как венец всеславянского братства,
Македонства, словенства, хорватства,
Стоединства без тени главенства,
Верховинства, а не верховенства,
Словно бармы ей царские узки,
Наконец зазвенела по-русски
Древлепольской, шершаво-варшавской,
Херувимской, тувимской, самборской,
Графско-Дракульской, дравской, моравской,
Ченстоховской царицею Савской,
Несравненной Виславой Шимборской.
К ВОРОБЬЮ ЛЕСБИИ
Воробышек, и нам дай райского пшена,
Открой нам, как назвать, какими именами
Возлюбленную так, как больше ни одна
Не будет никогда возлюбленною нами,
Пока не распростер свой гробовой венец
Владыка дней Сатурн на грозном небосклоне,
Пока не охладел к возлюбленной певец
И нежится птенец у Лесбии на лоне.
***
Памяти Антонио Гауди́, строителя Собора Саграда
Фамилия (Святого Семейства) в Барселоне
Блажен, кому трудов земных награда –
Приять успокоение на лоне
Взлелеянного духом вертограда
В своем творенье, словно в Пантеоне,
Как Га́уди, почиющий в Саграда
Фамилия, в сём горнем бастионе,
Чьи башни сорок лет взыскуя града,
Ревнуя о Божественном заслоне
(Не дивная ль от тленья в нем ограда?!),
Чем выше громоздя, тем непреклонней
Пятою попирая жерла ада,
Сам к небесам вознес он в Барселоне.
***
Как с каждым днем, душа, всё равнодушней
Готова ты оставить свою сень!
Где ж воспаришь ты? Облачка воздушней,
Пылинки легче, бабочки тщедушней,
Ты будешь там бесплотнее, чем тень.
Не покидай меня хотя б сегодня!
О, сжалься! ну не всё ль тебе равно:
Сейчас – ещё смелей и сумасбродней –
Взмыть в поднебесье ласточки свободней
Иль завтра тихо выпорхнуть в окно?!
СЛУШАЯ ШАЛЯПИНА
Пускай томящимся в разлуке
Нам утешенье не дано,
Не избегай и этой муки,
Изведай всё, что суждено.
И если жизнь хоть на мгновенье
Тебе судьбы твои продлят –
Ты и тогда долготерпенью
Учись, как музыке Сократ.
***
Не ждан, не чаян и не гадан,
Под дверью Вашей, как в раю,
Стою – дышу на шоколадан
И Шоколазаря пою.
Кто знает, не поторопи я
Вас выйти, бросив все дела –
И шоколадотерапия
Вас для любви б не сберегла.
А так – забыв про мух в компоте,
Уборку, стирку и ремонт –
С блаженной мордочкой жуете
Батончик фабрики “Рот фронт”.
***
Ледяная, лунная Кармен,
Поцелуй воздушно-ледяной,
Карфаген, Дидона, сладкий плен,
Илион, Елена, рай земной.
Шар земной бездушно-ледяной,
Поцелуй воздушно-ледяной.
НОЧНАЯ ГРОЗА
То заблещет звезда, то далекая вспыхнет зарница –
И вселенскою тьмою опять всё объято кругом.
Где-то прячется дождь, что никак не желает пролиться,
И к ногам, как сухая горошина, катится гром.
И пока еще воздух, разорванный громом, трепещет,
Небо треснуло надвое – разлилась глухота,
И в блаженном безмолвье белая молния блещет,
И в разорванном воздухе вновь глухота разлита.
ПЕРЕД СКУЛЬПТУРАМИ АМАНДУСА АДАМСОНА В ТАЛЛИНСКОМ
МУЗЕЕ
Очарованье не нарушив
Валов воздушной крутизны.
Обетованную ли сушу
Искать средь грозной их стены,
Когда, как свет, нисходит в душу
Безмолвный поцелуй волны?!
И ничего не остаётся,
Как плыть, не зная, где земля,
В пучину, что вот-вот сомкнется,
Не проклиная, не моля,
Как та, что с жизнью расстается
С последним вздохом корабля.
***
Трава безмолвно прорастает.
И птицы не поют.
Душа неслышно улетает
Искать себе приют.
Она летит с родного небосклона.
Пуст райский сад.
С ней рядом бесприютная ворона
И муха нищая летят.
Вороне где-то Бог послал кусочек сыру.
И муха денежку нашла.
И лишь душа, скитаясь по эфиру,
Земных дорог себе не обрела.
НА СЕАНСЕ УРИ ГЕЛЛЕРА
Едва проклюнувшись из семени,
Как ризы ветхие, совлек
Плен летаргического времени
Микроскопический побег.
Приказ ли, прихоть ли целителя,
Природы тайный ли каприз
Иль попущенье Вседержителя –
Но внемлет мыслящий редис.
***
То Лугой, то Калугою,
То пешею, то конной,
То пегой, то муругою,
В балконный, заоконный
Летишь, звеня подпругою,
В наш переулок конный
Муругою, упругою,
Супругой беззаконной.
И с резвою подругою
На плоскости наклонной,
То Вяткой, то Ветлугою,
А то с горы Поклонной,
Забыв с гнедой супругою
Про возраст свой преклонный,
И сам бегу по кругу я
В упряжке пароконной.