Опубликовано в журнале Новый берег, номер 17, 2007
* * *
“У кого зеленая могила…”
И вы воскреснете, родные,
Пути свершившие земные
По трудной милости небес.
Нам сердце – мера и отвес;
Нас кольца памяти двойные
Хранили честно в дни страстные,
А вам – не в тягость века вес.
На пробудившемся погосте
Вы – загостившиеся гости,
Очнувшийся весенний лес,
И над зеленою могилой
В едином хоре голос милый
Мне различим: “Христос Воскрес!”
Бурново
И дух, и воздух – всё здесь ново,
Вернуть ли прошлогодний снег?..
Усадьба мирная в Берново
Архивный коротает век.
Не то чтоб мы не сохранили:
Заботы не было – хранить.
К незаживающей могиле
Уводит вновь живая нить.
Своя довлеет дневи злоба,
И потому вдвойне видней:
Горят – с неправым правый – оба
В геенне лет, во гневе дней.
И пруд заглох, и сад в разрухе,
Но пройден времени рубеж:
Сухой цветок, процветший в Духе,
Воспетый в Слове – вечно свеж.
* * *
В оспинах осени лес-пересмешник;
День закатившийся ищешь, и что ж?
Решка, не решка, – ответишь, орешник?
Сердце, отпустишь невинную ложь?
Вечер-кромешник не вымолвит: решка
(Ранний боярышник, робкая дрожь).
Векшей в листве промелькнула усмешка;
Мешкай, не мешкай: растратишь – найдешь.
Октябрьские строфы
Клёна слёток, зеленое племя,
Пленник юности в доме земном,
Переполнило к осени время
Твои жилы венозным вином.
Сохнет парус у кромки ледовой,
Стих наветренный стынет в горсти.
Что ж, мирись с октябрёвской обновой:
Неосознанной льдинкой хрусти.
*
Шелестит, шелестит и не слышит,
Что ввязался в чужую игру,
Подмахнув пестрым росчерком крыши,
Роясь в самозабвенном ветру.
Но решенье останется в силе:
Замерев, как глухарь на току,
В приземленной оплатишь могиле
Всё, что билось и пело вверху.
*
Краснопевческой правды художник,
Ты исправно отстроил резец:
Лист летит, как в прозренье безбожник,
Зацветает во льду изразец.
Мне по нраву его узорочье,
С ним не страшно, и льется легко
С облаков, как присловье сорочье,
Первый иней – земли молоко.
*
Ты себе псалмопевцев растила,
Баловала, корила, вела.
Материнства ли кончилась сила,
Истощились истоки тепла?
И посыпались по миру дети,
Славословя, сгорая, скорбя…
Ты за них и посмертно в ответе,
Как при жизни – они за тебя.
*
Форм земных и небесных Податель,
Сочетатель созвездий и числ,
Магм гремучих и волн колебатель,
Ты Земле не загадывал смысл;
Ты творил, и вершилась работа
Шестоднева над натиском тьмы,
И затеплила звезды Суббота
В одеяньи недальней зимы.
* * *
Умолк ночной кафешантан вершин:
Разорена каштанов вереница,
И львиный лист, когтящий букву “шин”,
Звездой желтушной на сердце ложится.
Еще прожилок почерк скор и чист,
Но смыт дождями смысл наполовину.
Вложи его в гербарий, гебраист,
И загляни к толковнику-раввину.
Вспорхнут многоочитые очки,
Повадка плеч раздумчиво-поката,
Но хватко в щелку сузятся зрачки, –
По когтю льва он в нем узнает брата.
И, гибель упреждая на корню,
Покуда не очнулся в глине идол,
Он вверит честь прочесть его – огню,
Чтоб Имени Господнего не выдал.
* * *
Не смотри, Ахав, на чужой надел,
В заповеданный вертоград:
Проклянешь зрачок, что с алчбой глядел,
Но души не вернешь назад.
За чужой межой не нажить добра
(Дар купцов и ярмо скупцов);
Не измерить мерою серебра
Прах наследный земли отцов.
Не смотри, Давид, на чужую плоть:
Зелен Урии виноград;
Ураганом гнева пройдет Господь,
Выбьет сердце горючий град.
Что гадать над пеплом – не прав ли, прав,
Если гибель нашел сам-друг?..
На чужой надел на смотри, Ахав:
Храм Господень – земля вокруг.
* * *
Перечесть, перебелить бы страницу
Блёклой осени бессвязной и волглой,
Как полощут в полынье плащаницу
Облака – над неуступчивой Волгой.
Ну а Которосль – юна и невинна,
Завернулась в малорослую поросль;
Ходят недоросли берегом чинно –
Многоточиями, парами, порознь.
Невегласию сынов несогласен,
Непреложно, двоеперстно, ревниво
Гневный город глянет– яр и прекрасен, –
Грозной веры заволнуется нива.
Скит незримый Богородицу славит,
В небе солнца-корабля вижу киль я.
Пусть горбатого – гордыня исправит,
Распахнув невоплощенные крылья!
* * *
Меж труб и стоков чалых фабрик,
Кляня факторскую судьбу,
Картавый карлик, брат-кораблик
Таскает баржи на горбу.
И не снести досады горше
На утлых лодочных плечах;
Гневлив, как шершень, злится поршень,
Обида давит на рычаг:
Должно быть, инженер-транжира
Растратил мили юных лет.
Для офицерского ранжира
В нем жил фрегат или корвет,
А может, вольный чайный клипер,
Да образ века – не таков…
Лишь ветер – подгулявший шкипер –
Мнет парусину облаков.
* * *
Не постигнуть дороги посоху,
Пешеходным корням – вершин.
Солнце по воду, аки посуху,
Опускается за Ужин.
Где ужиная сажень мерила
Переулки бобровых хат,
Дровяная разруха вверила
Их зубам межевой уклад.
Не посадского ли посола там
Неба вольного полоса?
Солнце бросовым броским золотом
Забросало по грудь леса.
Пусть без спроса заснет, без просыпа,
Повечерью раздав долги.
Не постигнуть дороги посоха,
Аистиной его ноги.