Роман, продолжение
Опубликовано в журнале Новый берег, номер 17, 2007
Перевод Сергея Юрьенен, Аурора Гальего
Я был счастлив — больше тем, что вызвал признательность, чем расставанием с деньгами. Разговор возобновился. Теперь я не стеснялся. Я мог оставаться до полуночи, прийти снова завтра и послезавтра, и когда угодно. Если он у меня одалживает пятьдесят франков, это потому что он мне доверяет.
Деньги моей пенсии были у меня в кармане. Однако я не давал Бийару того, что он попросил. Я делал вид, что больше об этом не думаю. Я чувствовал, что чем больше я оттяну момент, тем более со мной будут любезны.
Сейчас я играл роль. За каждым моим движением зорко следили, надеясь, что я выну бумажник. Давным-давно я не обладал такой важностью. Любое мое слово встречалось улыбкой. На меня смотрели; боялись, что я забуду.
Нужно быть святым, чтобы воспротивиться искушению продлить эту радость.
Ах, как прощаю я богатых людей!
Становилось поздно. Я поднялся. Бийар был бледен: он не осмеливался повторить свою просьбу. Я все делал вид, что больше об этом не думаю, хотя думал только лишь об этом.
Нина, лампа в руке, голова в тени, не двигалась.
Вдруг у меня появилось впечатление, что моя игра понята.
Тогда, чтобы отвлечь подозрения, я вынул бумажник жестом поспешным и неловким.
— Как я рассеян… Я забыл…
Я вынул пятьдесят франков.
— Спасибо, Батон. Верну тебе на следующей неделе.
— О!.. спешки нет!
Я был счастлив — больше тем, что вызвал признательность, чем расставанием с деньгами. Разговор возобновился. Теперь я не стеснялся. Я мог оставаться до полуночи, прийти снова завтра и послезавтра, и когда угодно. Если он у меня одалживает пятьдесят франков, это потому что он мне доверяет.
Деньги моей пенсии были у меня в кармане. Однако я не давал Бийару того, что он попросил. Я делал вид, что больше об этом не думаю. Я чувствовал, что чем больше я оттяну момент, тем более со мной будут любезны.
Сейчас я играл роль. За каждым моим движением зорко следили, надеясь, что я выну бумажник. Давным-давно я не обладал такой важностью. Любое мое слово встречалось улыбкой. На меня смотрели; боялись, что я забуду.
Нужно быть святым, чтобы воспротивиться искушению продлить эту радость.
Ах, как прощаю я богатых людей!
Становилось поздно. Я поднялся. Бийар был бледен: он не осмеливался повторить свою просьбу. Я все делал вид, что больше об этом не думаю, хотя думал только лишь об этом.
Нина, лампа в руке, голова в тени, не двигалась.
Вдруг у меня появилось впечатление, что моя игра понята.
Тогда, чтобы отвлечь подозрения, я вынул бумажник жестом поспешным и неловким.
— Как я рассеян… Я забыл…
Я вынул пятьдесят франков.
— Спасибо, Батон. Верну тебе на следующей неделе.
— О!.. спешки нет!
На лестнице газ был выключен. Рожки еще были раскаленно красными.
Сейчас любовники, должно быть, рассматривают банкнот на просвет, как фотографическую пластинку, чтобы убедиться, что он в порядке.
Ощущение, что меня одурачили, вызывало нервность. Бийар меня еле поблагодарил. На самом деле он был не беден. Он имел любовницу, шкаф, полный белья, сахар, кофе, масло. Он всех знал. В этих условиях зачем одалживать деньги у несчастного? Я заметил много предметов в комнате. Снеся их в Муниципальный Кредит, запросто можно получить пятьдесят франков.
Я ощутил под ногами ковер первого этажа, потом увидел в столовой хозяина, который читал, далеко отстранив, развернутую газету.
На улице я содрогнулся. Между домами задувал ветер. Уличный фонарь возвышался в центре бледного круга.
Я сделал несколько шагов с ясным светом конторы отеля в глазах.
Капли падали на землю, никогда одна на другую.
V
Ночью я спал плохо.
То и дело мои одеяла спадали с кровати. Когда холод, который взбирался по моим ногам, меня будил, я протягивал руку, чтобы узнать, где стена.
На рассвете окно, наконец, осветилось. Из темноты медленно, сначала ножками, проступил стол. Потолок стал квадратным.
Внезапно начался новый день. Ясный свет проник в комнату, как будто стекла были вымыты. Я увидел неподвижную мебель, пепел сгоревшей бумаги в камине и планки шторы вверху на окне.
Дом оставался немым несколько минут.
Потом хлопнула дверь; у Лекуанов зазвонил будильник; молочная машина зазвенела крышками своих бидонов.
Перевод с французского Сергея Юрьенена и Ауроры Гальего
(Продолжение следует)