Опубликовано в журнале Новый берег, номер 16, 2007
***
Это были не пытки, не сны, не дары —
Это были ступени смертельной игры.
Легкой фишке души не взлететь в облака.
Но ее продвигает по карте рука,
Воля случая и игрока.
Потому-то и зрение в клетке грудной
Расширяется страхом тоски кровяной,
Проникает в сплетение нервов и жил.
Кайрос хроносом братскую смерть окружил,
Механизм бытия сокрушил.
Буржуазный гламур, парфюмерный отстой.
Мазохизмом болеет философ крутой.
Он погряз в нечистотах животных словес,
Он в хлеву и в овчарне взыскует чудес
С аутизмом наперевес.
Мирозданье летит по кривой напролом.
Продолжает игру за небесным столом
Тот, чей ход надо мной поднимает меня.
Одиночества шлем и молчанья броня —
Льда блаженство, огня западня.
Снегопад проницает сферический сад.
Астрономы в сетях сновидений висят.
Самолеты в ангарах ремонтников ждут.
Загранпаспорты птицы в карманы кладут.
Насекомые спячку прядут.
Превращается в музыку голос числа.
Там сияет старинный утес ремесла,
Там, внизу, в прожитом, в материнском раю,
Где крещенский младенец глядит в полынью
С Вифлеемской звездой на краю.
***
То ль суп сварить? То ль перечесть Платона?
То ль позвонить любовнику крутому?
То ль поиграть в компьютерные войны?
То ль лечь и слушать Моцарта запойно?
Сто тысяч благ, желаний, вожделений,
Цветут в душе, садятся на колени,
Манят пером вороньим из спинета,
Влекут к арбузам, рекам и букетам.
Полным-полна коробушка июля.
Ленивой лени солнечные пули
Разбросаны, как сети золотые.
Спасибо, жизнь, что даришь запятые,
Существованье длящие словами,
Что светишь храмов грозными главами,
И таинства, как годы умножаешь,
И медлишь, если с выбором решаешь…
***
Я разлюбила Серебряный век —
Милые лица,
Радости детской бумажный ковчег,
Жизни гробницу.
Я разлюбила Серебряный век —
Лунное знанье,
Вьюги бурлеск, ослепительный грех,
Похоть камланья.
Я разлюбила его зеркала
В винных закатах.
Бездна столетья меж нами легла
Цветом граната.
Окисью ночи аргентум покрыт,
Смертью — молитва.
Черным квадратом на солнце горит
Оккама бритва.
Вот и закрыло руками лицо
Вечное слово.
Вот и катится, свернувшись в кольцо,
Тень Гумилева.
***
Угасают судьбы огни меж метелей и хризантем.
Время действия – наши дни, в стиле милитари Эдем.
Место действия – жизнь моя, жесткий экшн чужих страстей,
Волчья ягода бытия, скоростная боль новостей.
Только изредка на луну на чугунном ядре взлетишь,
Глянешь в круглую глубину, разом будущее простишь.
Без отчаянья и тоски, сквозь космическую пыльцу
Словно с чьей-то легкой руки милый мир поднесешь к лицу.
По глубинам великих рек, по руинам великих Трой
Там неведенья бродит смех с канителью и мишурой.
Балаганной глины свисток, барабанов бой расписной.
Были счастливы те, кто смог от любви умереть весной,
Кто не слушал великих слов, кто заплыл в серебро зеркал,
Кто ни воронов, ни орлов на утесах снов не искал,
Кто не стал ни агнцем святым, ни наемником сатаны, —
Только облаком золотым, только музыкой тишины…
***
Крепкой водки горло узко – поздно пить галлюцинат.
Зрелость – острая закуска, перец, уксус, маринад.
Где ж ты, чашка золотая, в чашке – горсточка реки,
Изумрудный лист Китая, земляника, васильки?
Я иду, разрушив время, по граниту тишины
В ледяной мифологеме в землю вкопанной страны.
Слева – сад в павлиньих перьях, справа – черная трава.
Там растет зефир доверья и неведенья халва.
Шпиль венчает ангел звука, цитадель – печать костра.
По Неве плывет, как щука, Посейдон с лицом Петра.
В царстве яда и улыбок немоты жуют пирог
Рыба-меч и якорь-рыба, окунь-ключ и сиг-замок.
В мокрой тьме источник света, стразы тайных родников.
Мы – чужие в царстве этом чешуи и плавников.
Смрад болотный, гниль и тина. Небо жажду шлет глухим.
Алый парус бригантины? Бисмилля, рахман, рахим?
***
У меня вопросов нет ни к парламенту, ни к Богу.
Белой розы темный свет освещает мне дорогу.
Время круглое течет траекторией отвесной.
Сладок слова римский мед, тверд молчанья воск чудесный.
В хрупком храме Рождества хвойный ангел с мандарином,
Сена шумная халва, бык, глядящий властелином.
Это перепись толпы и печать, как знак копыта,
Это видео судьбы – прибыль модного бандита.
Транспарентно вещество обозримого пространства.
Не найти душе того, кто придумал христианство,
Кто нам счастье подарил, в блеск облек его, как в латы,
Кто и сам, как детство, был страхом сладостным объятый.
***
Каждый вечер былое в душе умирает —
Пластилином истории Клио играет,
С банкой пива, уткнувшись в дисплей равнодушный,
Полигимния скучные файлы стирает.
Остаются обрывки преданий изустных,
Мемуаров труха, запах гнили капустной,
Пожелтевших газет писанина пустая,
Память воздуха с шариком песенки грустной.
В жалких сумерках сердца ты видишь неясно:
Все, что в жизнь превратилось, — бесплодно-прекрасно
И ничтожно, увы, для иных измерений,
Для могущества власти в алчбе буржуазной.
А казалось великим былое живое!
Жми делит, излагая свое ретивое,
Обращайся речною волной – ей отрадно
Биться в римскую стену седой головою.