Стихи
Опубликовано в журнале Новый берег, номер 15, 2007
Череда озер в заповедных лесах.
Над озимыми взвились чаинки чаек.
Местный знахарь по имени Исаак
вынул из ножен лезвие, и тесак
чешуей засыпает брезент и чалик.
Час урочный еще не настал. В казан
обезглавленные лещи и густеры
утекают с руки на фоне казарм
ПВО, где с той мировой партизан
жжет вожжами по голому заду стервы.
Спят за проволокой служители войск,
орошают перо и проволглый войлок.
И дневальный дремлет, расходуя воск
на письмо сельчанам. И Борген, и Босх
незаметно дышат с продавленных полок.
Тишина. Предрассветный туман гнетущ.
Рыбаки говорят хлопками в ладоши.
Из поселка несколько жвачных туш
выгнано, и со скрипящей корзиной груш
разбирается белогривая лошадь.
— Чу, пошла! – Исаак зашипел, качнув
за бортом осоку. – Не жирно ли, лярва?..
Лошадь переключается на кору в
чащу, за нею следует ветродув
от кострища строго перпендикулярно.
Неотведанная уха по прошест-
вии, может быть, получаса застыла.
Исаак, обхватив резцами дюшес,
озерцо протыкает шестом, но шест
никогда не коснется донного ила.
За кормой пойдет вьюнок меж фаланг.
По песку — рядком засмоленные лодки.
И дневальный, преданный хесбаллах,
гладит в комнате ленинской на столах
налитые потом и кровью пилотки.
частный пруд. воскресенье
Вечер отмучился и померк,
только колодца остов
в кольцах качался от водомерок
или от рыбьих хвостов.
Издали электричкам сварливым
ответствовал самолет.
Пристани ветхой, стриженым ивам
снился покладистый лед.
Вынул рыбак стеклянное брутто,
вылил его в пищевод.
Червь попросился в отпуск из грунта
в переломление вод.
Пара купальщиц нырнула из хлопка
на стопроцентную шерсть,
где зажжены сигареты и ловко
включены новости в шесть.
форма и содержание
Иван Игнатьич выглядит так,
как будто при взрыве в воронке
он оказался. Как спущенный флаг.
Как медленный текст похоронки.
Иван Игнатьич подавлен, как прыщ.
Как снегом больная Таруса.
С утра он почти четыреста тыщ
нечаянно выбросил в мусор.
Он нес кирпичную кладку банкнот
в ячейку, и на – совпаденье:
пакеты похожими были, и тот,
что кровнее, канул в контейнер.
Иван Игнатьич прощает бомжа.
Листок заправляет в каретку.
И сам, посмеиваясь и дрожа,
отталкивает табуретку.
Ну, что и сказать: на люстре, убог,
обмочен, покрытый зеленью,
повис – из чертогов убег его бог,
а черт захватил богадельню.
Огнями раскрашен, будто Бродвей,
Ивана Игнатьича рейд
от благодати земной, а за ней
небесная благоговеет
любовь перед формой при двух крылах,
набитой пороком до кромки,
волнуемой, как неподъемный флаг,
душой, покидающей бронхи.
f, враль
весна запутана в дожде.
весну одолевает жажда.
весной не спрятаться нигде
от явных ласк – но пока что
холст огрунтован и белес
от горизонта до зенита,
на нем распущенность берез
заманчива и нарочита…
и выдыхающий вино в
тюль, поднимаемый дымком над
ошелушенным садом, вновь
скрывается в длиннотах комнат.
почтовый служащий рогозин
вчера пастельно и пустынно тянулось до звонка клак-клак
клак-клак в дверях стоял мужчина и он представился мне как
почтовый служащий рогозин спросил с меня расписку и
я догадался это осень закралась в комнаты мои
алеша если я приеду то за вещами зпт
и чтобы поддержать беседу в прихожей в полной темноте
рогозин козырнул уставом и хрипотцою рядом с ним
я выглядел совсем усталым отчаявшимся и больным
а что я говорю по чаю или покрепче как лады
и вскоре но не обещаю мы оба перешли на ты
и поняли что одногодки и многого не удалось
достичь а в голове от водки неслось поврозь поврозь поврозь
рогозин трогал пальцем сколы на подоконнике молчал
а я бубнил о фильмах сколы о ферлингетти и о чайлд
гарольде графоманстве греках геральдике и грабаре
и путался в своих огрехах как верующий в календаре
но чувствовал барьер препону между рогозиным и мной
и вдруг рогозин начал помню часы с титовым семь ноль ноль
я мальчик я в машине резок отцовский баритон на треть
в дороге миновал отрезок который хочется смотреть
я щупаю литую пряжку подаренную мне ко дню
рожденья и люблю наташку соседскую ее одну
мне мама говорит не ерзай мне мама говорит включи
приемник батя с папиросой во рту сорвался не учи
мальчишку ты свиное рыло пошли за словом кулаки
вильнувший в сторону обрыва перевернувшись у реки
автомобиль уткнулся в жерди качнулся и заглох на том
а я уткнулся в спину смерти передо мной входящей в дом
к себе и потекло по коже и где-то глубоко в мозгу
я убежать хочу похоже но шевельнуться не могу
рогозин затянулся я не кхе-кхе курю так баловство
в ногах моих играл бровями пятнистый бигль для него
погода пахла следом лисьим а для меня страницами
воспоминаний или писем или угрозами от сми
а дальше я спросил а дальше рогозин вытер рукавом
с колена пепел на наташе женился васька гамов он
увез ее в районной школе она устроилась кино
механиком ну выпьем что ли мне на нее плевать давно
так продолжали до утра мы и пожалеть того пора
кто не дождался телеграммы в районном городке вчера
чей рассыпающийся кожух облюбовали сквозняки
чьи фонари среди прохожих выискивали грустных и
над всеми осень величаво шпицрутеном из золотин
по подоконникам стучала один один один один
когда ж в кровать свалился пьяный последнее что помнил я
завод дышал на полотняный рассвет потоками гнилья
most
Река расслаивала лес
на порции. Реке
шел паровоз наперерез,
как бритва по руке.
И так же, как и от воды
бежала прочь вода,
моей противницею ты
шагала вниз с моста.
А мост, присевший на шпагат,
железный под и над,
смотрел на это, как Декарт –
на ось координат.
47
сколько синего на белом
сколько черни у кости
разбуди меня напевом
сладким утром угости
в прошлое отправь на первом
сколько слов мы ремеслуем
сколько мастерим про ту
жизнь в какую наказуем
незамеченным пройду
по соленым поцелуям
сколько белого на синем
сколько молодости про-
пущено к вещам носильным
мест насиженных тепло
прикрепляется насильем
светлое белье наденем
и отчалим в горести
так и льнут к крестам нательным
надземельные кресты
а не к ангельским антеннам
возле альфы и омеги
незамеченным сойду
и затянет дождь по меди
и захлопнется в саду
занавес трагикомедий
только расставаясь с телом
бессловесным и бессильным
видишь взглядом обреченным
сколько белого на белом
сколько синего на синем
сколько черного на черном