Стихи
Опубликовано в журнале Новый Берег, номер 15, 2007
Снега, родные мои, которым
уже не сойти, сдаётся…
Вокруг — валькирии сводным хором…
Откланяться остаётся,
узрев сквозь веки, как сталь сверкает,
как быстро бинт намокает…
Как кровь свыкается, отвыкает,
по капле в грунт утекает…
Как хрупки лары, вертлявы сваи
эротова сумасбродства…
В поля покоя переплывая
великой рекой сиротства…
Дозрев, что жизнь, мои дорогие, —
сугубая хирургия.
Где губит не отказавшая почка —
опоздавшая почта.
* * *
Нишкни кривою путеводной,
хана доканывать коней…
Стакан воды водопроводной —
нужней.
Покинь отравленные реки
и подсадные берега.
Гляди, обуглены навеки
снега.
Крови о крошево дороги,
ища оставшуюся треть —
сквозь дыры смертныя дерюги
узреть
в культе безрукия Венеры
её бикфордовы дары;
как перемрут её химеры,
миры.
В садке божественной путаны —
визг олимпийской мелюзги…
И обессилены титаны…
Беги.
дискурс
Куда ни плюнь – милейший из миров.
Как на ладони – взвешен и измерен.
И низменен, а всё же – неизменен.
Сугубо гладь – без впадин и бугров.
Где есть одно единственное “но”:
оцепененье фабулы взрывая –
провальная твоя, сороковая
твоя весна, её двойное дно,
где ты тупишь [скосевшая с полста
в связи с уже другой округлой датой],
как некий нелегальный соглядатай,
во чистом поле чистого холста,
ещё не зная – что тебя добьёт:
суфлёра образцовая халтура,
тактичное молчание партера,
небесный свод, зевотою объят,
подагра, подгулявший “ягуар”,
неровное дыхание к неровне
в его объятья крохотной жаровне,
бессонница, кумар, мажи нуар…
__________
…и – некой данью огненной воде,
в конце куплета, нить уже теряя –
Россия, Летa, эта лотерея…
сама идея…
[далее – везде]
два стихотворения
1. персоналия
…О любви – нельзя: болевой порог.
Потому, покорно мотая срок,
маршируя с музычкой между строк
всю дорогу – мимо её дорог,
коренясь в умах, хоронясь в сердцах
и уже дотанцовывая, в сердцах
[так ничем и не став никому из вас]
уходящей жизни приватный вальс,
проморгав апрель её и июль,
всё, что лгало, смело деля на нуль,
отдавая дань её декабрю,
пропадая пропадом, говорю:
лично мне, рульнувшей за поворот
этой самой жизни, порочный рот
покривившей во всех её зеркалах —
окромя звучанья, меж “life” и “love”
[средь распутий сольных, семейных сот –
сколь ни рылось в соре её красот
вороватым оком, рукой, клюкой]
не нашедшей разницы никакой,
глубоко без разницы – где всплывать
и в какой колодец плевать – плевать:
я давно – не в теме её смурной.
И давно – не с теми, кто – не со мной.
2. бутафория
Вдоль красной реки, моя радость, вдоль красной реки.
До синей горы, моя радость, до синей горы.
(Булат Окуджава)
Окно в лучах пурпурного софита…
(Татьяна Милова)
…И везде, и всюду – куда ни глянь
и куда ни сунь воровскую длань –
Дольче Вита [стойкий номинатив].
Ночь [её негатив].
И опять же, всюду – куда ни плюнь –
и везде – живописный её июнь.
Идеальный фон. Визуальный ряд. –
Где ты – не говорят.
Лишь остатний воздух хватая ртом –
“не укради!” – бархатный баритон,
“не убий!” – в ответ – хрипловатый альт…
Остальное – асфальт.
Да быльё, притоптанное двумя-
-тремя – помимо и окромя.
Дерева, надетые на штыри.
Прожектора зари.
___________
Ну, а та гора твоя – далека.
Да застыла в жилах твоя река.
Да усоп огонь. Да фонарщик спит.
Да жарит в лицо софит.
микст
Небосвод, как свиток, ещё не свит,
и селена — светит, а не кровит,
озаряя мир [где с лихвой — всего,
окромя тебя самого].
И не чахнет древо — среди рая,
каковому имя — любовь твоя
[разумей — Анчар]. И в его тени —
ночи твои и дни.
Чтоб — когда ты взвоешь, слепа от слёз:
это что же такое со мной стряслось! —
из ветвей ответили: не ершись,
ты так украшаешь жизнь.
То есть, это — просто такой декор:
затяжные сумерки от кутюр,
где горит испариною чело,
неизвестно чего
сиротливо ждущее в этой тьме…
да внутри, в монолитной его тюрьме,
как в утробе дремлющее дитя,
меленько колотя
кулачками смысла в его гранит —
то ли Божий дар, то ли боль саднит…
И бежит, как бешеная, над ней —
зебра ночей и дней.
И ещё не раз над тобой съязвит
синева, невиннейшая на вид,
озирая мир, где с лихвой — всего,
окромя тебя самого.
фентези
Ольге Родионовой
…ибо всё же гораздо шире
эта фентези [в мартобре], —
всю дорогу [как на повторе]
отрубаясь [как на одре],
будто сбрендило всё, что бренно, —
поутру [что твоё бревно] –
просыпаешься [как ни странно],
варишь кофе [как ни сюрно]…
чтобы [с бодростью истукана]
вбухать [логике вопреки]
в это сладкое [из стакана]
то, солёное [со щеки].
* * *
Невозмутимо — вроде Джеймса Бонда —
хиляя в направленье хэппи-энда,
меся туфлёй [дожившею досель]
сценария скисающий кисель,
под маской триумфального сиротства
скрывая как природные уродства —
симптоматичный гнев, подспудный зуд
да третий глаз [от ужаса – разут,
улицезрев одни слепые пятна] —
витийствуешь, язвительно и внятно,
на тему тем: оно тебе на кой —
грядущее — без права на покой,
с уразуметь возможностью туманной
[состарившись, оставшись безымянной] —
насколько плотоядна эта тьма
для выживших…
*не выжив из ума.
P.S.
в одном права качнувшая права
в Искоростени чёрная вдова:
вчерась – театр. и люди в нём – актёры.
надысь – костёр.
и люди в нём – дрова.