Роман, продолжение
Опубликовано в журнале Новый берег, номер 13, 2006
Перевод Аурора Гальего, Сергей Юрьенен
Бийар сделал попытку вытащить камамбер. Карман был слишком узкий. Ему пришлось прибегнуть к помощи обеих рук.
Потом, как завсегдатай, он позвал хозяйку:
— Мария!
— Это была красивая крестьянка, которая то и дело вытирала руки до локтя. Когда она шла, ее груди колыхались, а монеты звенели в кармане фартука.
— Два поллитра и хлеба.
— Поллитра много для меня, — сказал я, когда было поздно.
— Я плачу… Я плачу.
— Но вы не богаты.
— Один раз могу себе позволить.
У меня не было намерения злоупотреблять добротой моего соседа. Поэтому его один раз могу себе позволить меня шокировало. Я очень мнителен. Неужели я никогда не найду хорошего и щедрого человека! Ах, если бы я был богат, как я бы умел давать!
Собака, у которой был только кусок хвоста, пришла облизать мне пальцы. Я ее оттолкнул, но она снова начала с таким упорством, что я покраснел. Ведь пальцы у меня не пахли.
К счастью, пришла хозяйка, горлышки бутылок между пальцами и хлеб подмышкой. Ударом ноги отогнала эту вредную тварь.
Бийар помял камамбер указательным пальцем и разрезал пополам. Он дал мне половину, которая была поменьше.
Мы ели медленно, из-за прозрачной бумаги, которая клеилась к сыру.
Когда Бийар пил, я ему подражал. Из вежливости я следил за тем, чтобы уровень моего вина не опускался быстрей, чем у него.
Я пью редко, так что много мне не понадобилось, чтобы захмелеть. Грязные старики, которые беседовали в углу, стали мне казаться мудрецами.
Я налил себе остаток вина и, как я и предполагал, в стакане оказалось не очень много, из-за вогнутого зада бутылки.
Я оперся спиной о стол сзади. В первый раз я посмотрел собеседнику прямо в глаза. Он тоже кончил есть. Чистя языком зубы, он издал звук поцелуя.
Он шарил по карманам в поисках курева. Не колеблясь, я предложил ему сигарету.
Я был склонен рассказать ему свою жизнь и сказать, в порыве откровенности, о том, что мне в нем не нравится.
— Мне кажется, что у вас доброе сердце, господин Бийар, — сказал я, отмечая, что вино изменило мой голос.
— Да, у меня доброе сердце.
— Так мало людей, которые понимают жизнь.
— У меня доброе сердце, — продолжал Бийар, который последовал за своей идеей. — Но нужно быть осторожным, иначе твоей добротой злоупотребят. Знаешь ли, Батон, это из-за дружбы я потерял работу.
Эти слова мне не понравились еще больше, и, чтобы найти точку взаимного согласия, я сменил тему.
— Я был на войне.
Я достал бумажник и показал ему военную книжку с моей фамилией, написанной большими буквами на обложке.
— Я тоже был на войне, — сказал он, в свой черед показывая мне документы.
Он их развернул. Он совал мне в руки свой жетон удостоверения личности, прядь волос, сплющенных от долгого пребывания в бумажнике, свою фотографию в парадной форме рядом с каким-то сервантом, свою фотографию в полевой форме рядом с ведром, и фотографию группы солдат, в центре которой была надпись: «Ребята 1-го пехотного полка. Не грустите!»
— Видишь этого?
И припечатал свой указательный к голове одного солдата.
— Да, вижу.
— Так вот, он погиб, этот тоже.
Я сделал вид, что меня все это интересует, но ничто мне так не скучно, как бумажники других и эти их фотографии, грязные с обратной стороны. Тем не менее, сколько же я видел их во время войны, этих бумажников и фотографий!
Если бы я не был во хмелю, я бы не развернул мои бумаги. Бийару, наверно, стало скучно.
Так как он продолжал искать в конверте, я испугался, что он мне покажет голых женщин.
Я ненавижу эти почтовые открытки. Они только усиливают мое несчастье.
— Я был в Сент-Миэль, — сказал я, чтобы говорить о себе.
Вместо того, чтобы слушать или задавать мне вопросы:
— Я тоже там был.
— Я был ранен и комиссован.
Я показал осколок снаряда, который меня ранил.
— Ты живешь один? — спросил Бийар, складывая свои бумаги.
— Да.
— Одному скучно.
— Еще как!.. Особенно мне, при моей чувствительности… Мне бы понравилась семейная жизнь. Знаете ли, господин Бийар, если бы вы были моим другом, я был бы счастливым человеком. Счастливейшим из людей. Одиночество, нищета мне отвратительны. Я хотел бы иметь друзей, работать, жить, наконец.
— У тебя есть любовница?
— Нет.
— Женщин, однако, хватает.
— Да… но у меня нет денег. Любовница ввела бы меня в расходы. Нужно надевать чистое белье для свиданий.
— Ну, ну, это ты себе рисуешь, что женщины обращают внимания на белье. Естественно, если ты хочешь встречаться с буржуазкой, тогда другое дело. Предоставь это мне, я найду тебе любовницу; она тебя развлечет.
Если, действительно, он найдет мне женщину, молодую и красивую, которая бы меня любила и не обращала внимания на мое белье, почему не принять?
— Найти красивую женщину непросто.
Не в наше время; моя ради меня бросила своих вздыхателей. Я счастлив с этой девчонкой.
Я бы хотел друга несчастного, бродягу, как я, по отношению к которому у меня не было бы никаких обязательств. Я думал, что Бийар будет этим другом, бедным и хорошим. В этом я ошибся. То и дело он напоминал мне о своей любовнице — что погружало меня в еще большую меланхолию.
— Батон, приходи ко мне завтра после ужина, увидишь малышку. Я живу на улице Жи-ле-Кер, отель Канталь.
Я согласился, потому что не осмелился отказаться. Я чувствовал, что у меня никогда не хватит смелости пойти в гости к счастливым людям.
Значит, мои отношения так и будут всегда заканчиваться смехотворным образом?
Мы поднялись. Я увидел себя в зеркале до плеч; выглядел я, как на суде присяжных. Несмотря на то, что я много выпил, я себя сознавал. Тем не менее, контуры моей груди были расплывчаты, как чья-то слишком длинная тень.
Я пересек зал, следуя за Бийяром.
Снаружи зверский ветер хлестнул меня по лицу, как в двери вагона. Какую-то секунду я имел намерение проводить моего товарища, но воздержался: к чему все это? Взаимопонимания к тому же нет. Он был любим, богат, счастлив.
Вдобавок пробило девять часов.
Сказать до свиданья первым я бы не решился; Бийар был менее деликатен.
— До завтра, Батон.
— Угу, до завтра.
Я шагал прямо вперед, пока не вышел на знакомую улицу.
Бары были полны, теплые и освещенные.
Несмотря на то, что жажда меня не мучила, мной овладело сильное желание чего-нибудь выпить. Я сопротивлялся этому до тех пор, пока не подумал, что сегодня я не сделал никаких пустых затрат.
Я вошел к Бьяру.
Вокруг стойки плыл пар, как в ванной комнате. Гарсон рассматривал бокал на прозрачность.
Я заказал то, что было дешевле всего: чашку черного кофе.
— Большую?
-Нет, маленькую.
III
Назавтра я провел день, повторяя, что не пойду к Бийару. Он способен ласкать свою любовницу передо мной. Она сядет ему на колени. Будет щекотать ему ухо.
Эти знаки дружбы вывели бы меня из себя.
Любящие — эгоисты и невежи.
В прошлом году молодожены жили в комнате, где сейчас молочница. Каждый вечер они облокачивались на окно. По звукам их поцелуев я мог сказать, были то поцелуи в губы или в тело.
Чтобы их не слышать, я шатался по улицам до полуночи. Когда я возвращался, я раздевался в молчании.
Однажды, к несчастью, ботинок выпал у меня из рук.
Они проснулись, и снова начались звуки поцелуев. В ярости я постучал в стену. Я человек не злой, и несколько минут спустя я пожалел, что помешал им. Должно быть, они смутились. Я принял решение принести им извинения.
Но в девять утра взрывы смеха снова пронзили стену. Влюбленным было наплевать на меня.
Вечером после ужина я прогуливался по бульвару Сен-Жермен. Магазины погасили свои огни. Арки фонарей освещали листву деревьев. Трамваи, длинные и желтые, скользили без колес, как коробки. Рестораны пустели.
В воздухе разнесся бой. Восемь часов.
Хотя Бийар и не был идеальным другом, я не переставал думать о нем.
Мое воображение создало идеальных друзей на будущее, но в ожидании их я готов был довольствоваться чем угодно.
Возможно, его любовница и не красивая. Я заметил, что женщины, которых мы не знаем, всегда представляются нам красивыми. В армии, когда какой-нибудь солдат в полку рассказывал мне о своей сестре, о своей жене, о своей кузине, я тут же представлял себе великолепную девушку.
Не зная, чем занять время, я направился к отелю Канталь. По дороге я подумал было повернуть назад, но перспектива пустого вечера быстро прогнала это слабое намерение.
Улица Жи-ле-Кер пахла стоячей водой и вином. Сена текла рядом с сырыми домами этой улицы. Дети, которые ее пересекали, имели в руках литровые бутыли вина. Прохожие шли по мостовой; можно было не бояться машин.
То там, то сям эти пустынные лавки, которые закрываются поздно, продавали вареные овощи, зеленое пюре и картошку, которая дымилась в цинковых тазах.
Было слишком рано идти к Бийару. Я не люблю являться сюрпризом к людям, потому что они вообразят, что я пытался узнать, что у них на ужин.
От пальто у меня немели плечи. Судорога в боку заставляла идти согнувшись. Вечерами лучше не садиться на скамью, вызываешь жалость.
(Продолжение следует)