Прозаические миниатюры
Опубликовано в журнале Новый берег, номер 12, 2006
Капитан Паулин
Ротный мой, капитан Паулин, старый был для карьеры и дослуживал свои 25 лет в заштатном полку. В 42-ом он на войну сбежал и учёбку окончил, когда фронт офицеров перемалывал, и выпускали их за три месяца.
Ко мне туда бабушка приехала, познакомилась. Не горюй, сказала, капитан, мой муж тоже штабс-офицером служил.
Город был – село на Оке, пыльный. Я стоял в проходной, на КПП и уже договорился с дежурным, что отпустит меня бабушку проводить, как вдруг командир части явился, моложавый полковник в струнку, глянул косо, сказал: “Без увольнительной – никуда”. А знал. Город маленький, все про бабушку знали.
И тут я пыль увидел – с дальнего конца пустой сельской улицы она поднималась, росла, вздымалась шлейфом, и в ней, в белом вихре, из игрушечного человечка, проступал, рос, вздымался мой бегущий яростный ротный. Он добежал и выдохнул:“Пропустить!”
— Ты что, Паулин! Я запретил! — крикнул командир части.
— Пошёл ты…! – прохрипел капитан Паулин. – Он женщину провожает!
Я проводил её до автобуса, свою неправдоподобную бабушку. Твой капитан, сказала, вчера со мной до петухов просидел. Задумчивый человек. Вот, говорит, Вашего мужа расстреляли, а меня нет. А солдат на войне погибать должен. Только теперь понял.
Девочка моя
Я его с крыльца снял – и бил, так, как никого не бил, никогда. Я доставал его из пыли – и в пыль вбивал, а он всё живой был. Мне на плечи кидались его родители, не зная такого горя, а я стряхивал их – и бил, бил.
Он девочку мою изнасиловал, которая ко мне, солдату, на свиданье приехала и остановилась у них. Она ничего мне не сказала, просто печальная была, чужая. Мать его проболталась – и теперь, вцепившись мне в шею, голосила: “Не вбей, не вбей, его, ирода!”
Меня в детстве воры учили – в руку ничего не брать. Есть ведь Бог, правда?
А девочку свою я не увидел больше – никогда.
Просёлок
Я шёл за ней открытым пустым просёлком – от воинской части до первых домов километра три. Она из первых девушек была в армии, в штабе служила. Год мы с ней взглядами встречались и запинались оба, но в части не подойдёшь. А тут след в след шёл, но слова в горле ссыхались. Август стоял, полдень, зной. Развернул я её, запрокинул, хотел в кювет бросить и не успел, рванул, что на ней было, – и сквозь марево глаза увидел, плывущие, страшные, понял – ждала.
А когда очнулся – не было её. Только хруст во рту – и пыль, пыль…
Вроде поднялся, ушёл голым просёлком. Не знал, что остался там навсегда.