Стихи
Опубликовано в журнале Новый берег, номер 10, 2005
***
Лужа все меньше и меньше. Сегодня – на треть.
Как-то тревожно: кому же достанется Грэмми?!.
Только сначала – прибраться, кофейник согреть
и на контуженых ходиках выправить время.
Там, где с тобою мы значились – прочерк, дыра.
В небе – такая же: не затянуть, не заштопать…
И календарь набухает от слова “вчера”.
И голоса за стеной переходят на шепот.
***
Снова трамбует автобус свои закрома.
Птица восходит в зенит, как мечта богоборца.
Улицы, цокот прохожих, деревья, дома, —
все подморожено. Как при Царе-Миротворце.
Ну а вот чашку не склеить. Ты это судьбой
не называй, дорогая. Авансом – спасибо.
Речка – в мурашках. И медленно рваной губой
воздух глотает в садке непутевая рыба.
***
Нынче суббота. Последние звезды и сны.
Скоро рассвет прорисуется. Скоро – Благая.
Медленно – сквозь подземелие, сквозь пелены –
в сад она мокрый войдет, как свобода, нагая.
Ну а пока вся земля – опустевший вокзал.
Отменены расписания. Сутки вторые,
как Он оставил ее. И еще не сказал
в белых как солнце одеждах Садовник: Мария!..
Високосный год
К.Рупасову
Вместе – это, когда не врозь
с тем, в кого аж до хруста врос.
(Дуремар бы сказал: невроз!)
Молоко на губах – остыло.
Говоришь – не разлей вода?
Ей, гряди, разгуляй-беда!
Отворяешь ей ворота,
А она – и с боков, и с тыла.
Но о том – ни гу-гу, молчок.
А не то – за бочок волчок.
…Как горошина и стручок…
…Всякой твари – даешь по паре!
Тут бы сказочке и конец…
К югу поезд спешит беглец.
Но сойдя, что в дуду игрец,
выдыхаешь в кулак: попали!
Порван ценник на лиха фунт.
Мы заляжем с тобой на грунт.
Сверху волны встают во фрунт
и берут берега в осаду.
Что не ведаем – то творим.
Не на дно – так в огне сгорим.
Как в закате последний Рим –
от Садового до Посада.
Ей, гряди, от Никит-ворот,
високосный недобрый год!
На столицу циклон идет,
как Монтекки на Капулетти.
По Охотному – ветер вскачь.
Обними меня и не плачь.
Ты же помнишь – не тонет мяч.
В Истре, Яузе, Клязьме, Лете.
* * *
По темным комнатам брожу,
слова как хлеб кроша.
Душа моя, что я скажу?
Что не сбылась душа?
Что ни души здесь? Что Борей
таков, что час иль два –
и посрывает с якорей
петровских острова?
Что беден в сумраке моем
на мост и площадь вид?..
Что дождь, который за окном –
темней, чем Гераклит.
* * *
…ибо скорбь близка, а помощник спит.
А не спит – так пьян, а не пьян – убег.
Ибо персть – не взыщет. А дым – не стыд.
Вот и ест глаза, вот и валит с ног.
…ибо пролит я у подошв сосны,
у горы основ, у тепла руки –
как вода. И кости потрясены…
И лицо Твое скрыл туман с реки…
* * *
Прошуми мне печаль, ветла.
Но не так, чтоб была светла,
а чтоб ветер всю ночь качал,
словно люльку, твою печаль.
Разведи мне костер, ветла.
Но не так, чтоб сгореть дотла.
Чтоб не смыла роса в зарю
с неба нашу печаль-золу.
Покажи мне тропу, ветла,
По которой она ушла…
Где в конце – лебеда-звезда,
а над ней – как печаль – вода…
* * *
Баю-бай – на краю не ложиться,
только к стенке и чтоб – на живот…
По ночам шебурша шебуршится.
А по дням чепуха чепушится –
лопушится, ершится, живет.
Укрываясь чужою за тенью,
и у тени своей на краю,
я в кромешном бетоне затерян
(разве был я собою затеян?),
я на вечер себе предстою –
мокрый, дерганный, в оре оравы,
пред которой дома на поклон…
Боже правый, виновных и правых!
Отыщи меня в этих муравах
и покровом неслышным покрой.