Опубликовано в журнале Новый берег, номер 4, 2004
ты кормила
с ладони
конвертом
почтовый ящик
его рот голубой
и голодное брюхо
имперской птицы
чтобы клетчатое твое
милый здравствуй
мы все здоровы и сын
уже большой вырос
и так похож на тебя
через тайные ходы
в холодных адах
до меня добралось
но наверное
уже поздно
я стал совсем
стеклянным
оловянным
серым
и деревянным
слишком долго
по евразии
ходят письма
****
я стоял на перроне глядя на поезд
навсегда на восток ушедший
навсегда ведь если он и вернется
то другим и не будет прежним
я снежинки считал и взвешивал
на ладони и глаза от усталости заболели
я потер глаза и заплакал
я открыл глаза и увидел
от человечества всего и осталось
что на память фотофортификация
пустых фотомыслей кому только?
и стыдно собой гордиться
наблюдателю полураспада мира
я пожалуй поставлю свечку
за помин души генерала Ляша
за последний осенний транспорт
из настоящего данной смерти
в будущее прошлой жизни
в бытование новых царственных трупов
гальванизируемых разинутой толпой
Боже Йезус Мария как медленно
от Пиллау пасмурного бетона
отваливает последний транспорт
помяну каштаны и сосны Шарлоттенбурга
помяну предметы остзейского обихода
песочный шорох в глазницах черепа
расстрелянного еврея белые хризантемы
счастья новорожденные кружева
ирисы марципаны табак коляски
коричневые ботинки трамваи вермут
зонты реки шпили бронзовые торшеры
цветы и листья кувшинок
скульптуры морских леопардов
фарфор венозный кирпич соборов
журавлиный рассветный танец
и любовные песни серых неясытей
приглушенные иначе невыносимой
для человеческого сердца
нежностью мхов Целау
Королева, храни журавлей — это все,
что у нас осталось.
****
свеча и пыль и тени улыбнутся
всего лишь тонкими губами
озябших снов летящих к югу
над войнами оседлых человеков
кому пространство мера притяженья
к родному пепелищу