Опубликовано в журнале Арион, номер 4, 2018
  * * *
      Давнишний спор про курицу с  яйцом — 
      Что раньше, что потом? Да  вы, конечно, в курсе.
      Кобылы сивой бред, теорий  свежих сонм
      И комплексный обед для  будущих экскурсий.
Сезон отшелестел, на свете  снег и грязь,
      Планктон ворчит на власть,  ругает вслух погоду.
      Обставив, освятив, обжив  китовью пасть,
      Дрейфуем, не платя за свет и  воду.
К чужой ставриде тянем  штрихпунктир.
      Взбесились? Факт. Не с  рыбьего ли жира?
      Заброшенный в леса на  самовыпас Мир
      Ворует грибников близ Тулы и  Каширы.
Кривой, как кочерга,  сверхзоркий суперцейс
      Ворочает зрачком над зоной  затопленья,
      И прослезившись там, слезу  глотаешь здесь,
      Сгибая с диким скрежетом  колени.
      * * *
      Я объяснялся Родине в  любви.
      Мне в рот смотрела фауна и  флора:
      Ужи, ежи, плющи, хвощи,  репьи… — 
      Страна родная и любимый  город.
Грошовых глаз не счесть,  горыньих шей,
      На Невском Нос, а где, к  примеру, Ухо?
      Обсчитывая в баре алкашей,
    Жила на свете барменша  Надюха.
Мне раз взбрело за словом лезть  в карман — 
      Я стал читать ей разное в  блокноте.
      Она закрыла на крючок  шалман,
      Послав всех на… и в…  шалман напротив.
      Не стану врать, что в ней  обрел сестру,
      Куда ценней исправный орган  слуха.
      Блокнот иссяк, простились  по утру.
      Я был под мухой, улетела  муха.
    ИНФАНТ
Страшимся Страшного суда, 
      Но Страшного страшней
      Висит на лямке борода
    И шпажка на ремне.
Горит, как месяц, над  горой
      Всамделишный топор.
      Колготки красные с дырой — 
    Твой головной убор.
Велосипедные звонки 
      И детский гам в окне.
      Глаза у страха велики,
      Но шпажка на ремне.
Портной на мантии извел
      Двенадцать покрывал.
      Забыв прописку, возраст,  пол,
      Ромашки в поле рвал.
До потолка, кружок в кружке,
      Немытые горшки.
      Будь трижды всадник при  башке,
    Все лошадь без башки.
      * * *
С.Пшизову
Четыре пальца, пятый —  лишний
      Конечность делает  подвижней,
      Ухватистее, так сказать, — 
    Хватать удобней и бросать.
В Руанде череп обнаружен
      Без дырок под глаза и уши,
      В декоративные уста
      Не влить привычные полста.
В графе «Изо» стоит «4» — 
      Я рисовал всегда четыре,
      Хоть был натурщик пятипал.
Он с тещей воевал в  квартире,
      Он покурить любил в  сортире…
      Портрету, в общем,  уступал.
    ТАРАНТИНО
Вы слыхали, как заводится  харлей,
      Этот стук в нем —  тук-тук-тук, и этот ррррык?!
      Вмиг по жизни по  загубленной соплей 
    След просохнет и брюзжанье  сникнет вмиг.
Как загублена, когда не  начата?
      Этот вышедший за почтой  эмбрион
      Взял из ящика и выронил  счета — 
    Перед дверью байк рокочет,  заведен.
Плюс девуля вся в облипку,  всё при ней.
      Хлопни ж мужески разок ниже  спины,
      И по коням, нет проворнее  коней,
      Вы подкурены, пьяны,  обречены.
Нет вкусней, чем в  призаправочных бистро,
      За стоячими столешнями,  жратвы.
      Лик заправщицы, похожий на  зеро.
      Вы заправитесь и  вызверитесь вы:
Кэш на бочку! От погони  уводя,
      Защекочет седоватую ноздрю
      Массачусетский асфальт  после дождя…
      На права сдавай, Акакич,  говорю!
    СТОЯНИЕ НА УГРЕ
— Вы историк?…
      — Я — историк… Сегодня вечером  на Патриарших прудах будет интересная история.
                                                                                                                                                                                                                    М.Б.
Мудрено к эпилогу придумать  пролог — 
      «Жили-были», «Съезжались на  дачу»…
      Речь о речке, чей берег  дернист и полог
    И на карте кружком  обозначен.
Ни кишащих детей, ни  кипящих страстей.
      Я вам больше скажу по  секрету:
      Ни прямых к нему нет, ни  окольных путей,
      И облом старику интернету.
Что режимный Пхеньян и  сиятельный Ын
      Перед отпрыском бледным  Калуги,
      Впрочем, он и Калуге не  очень-то сын,
      Тут не Крым нам, и коротки  руки.
Бросив якорь в галерке  событий, имен,
      Он заштатным зарос  сухоцветом.
      Для чего же мы песню заводим  о нем
      И кружочком обводим при  этом?
Здесь за дюжину зим до семи  тысяч лет,
      Миновавших со дня  Сотворенья,
      Рать большая, вплотную к  воде подошед,
      В склон, как когти, впивала  коренья.
И такая же сила, один к  одному,
      Так же точно по берегу  стала тому,
      Жили-были, на речке стояли
      И друг в друге себя  узнавали.
Тут бы лодку какую, а лучше  паром…
      Этот саблей махал, тот  грозил топором,
      И слепил сталью пущенный  зайчик
      Их самих же — за речкой  стоящих.
Каждый раз до мурашек твой  морок, Угра,
      Благо, срок наважденья не  длинный.
      Холодны вечера, и я видел  вчера — 
      К югу клин повернул  журавлиный.
Он везет нам дожди или  сразу снега,
      Зыбь взялась  преждевременной коркой.
      И навстречу друг другу идут  берега,
      Как киношные банды  Нью-Йорка.
Отступаем. И Землю вокруг  обойдя,
      Как от ладана черт, вновь  бежим от себя.