Опубликовано в журнале Арион, номер 4, 2018
ХРАМУ ТИХВИНСКОЙ БОГОМАТЕРИ В НОГИНСКЕ
1.
Сорваться с физики на «Пепел и алмаз»,
надышаться за 20 копеек западным ветром свободы.
Любая война — изнанка природы.
И жертва — из народных масс.
К подлой смерти готовься в финале
в этом плюшевом Синем зале,
не предполагая,
что ты в приделе
Чудотворца Николая.
«Дьявол и десять заповедей» крутили все лето,
лишнего ни за какие коврижки билета,
и жуть, и хохот на две серии,
но в первой тебя поймали, связали,
нервы уже на пределе —
в этом плюшевом Красном зале,
в приделе
Преподобного Сергия.
В софитах эстрада (где был алтарь),
певица, и шлягер на пару куплетов.
Дед Мороз в запое. На исходе январь
салютует теплым пивком из буфета.
Задолго до кинотеатра «Юность»,
когда колокола гуляли в небе по утрам,
здесь был Богоматери Тихвинской храм,
здесь молилась великомученица Елисавета.
2.
В комсомольском красном клубе,
в бывшем храме
белый голубь с веткой в клюве,
Богоматерь в раме.
В новом клубе, в старом храме
жарко до озноба.
— Гармонист, рвани, зазноба,
чтоб не кисла кровь!
— Вжарь, товарищ Маша,
зажигай, до гроба
наша пролетарская напролет любовь!
Руки ловки, ноги ходки,
так оттрепывала дробь
и глазищами стреляла —
в бровь, в бровь!
Так плясала — как писала
кренделями на ковре,
и кадрили эскадрильей
разлетались в алтаре.
— Богородица Мария,
не страшусь гореть в огне!
Не спасай, не надрывайся,
не кручинься обо мне!
Разгулялись комсомольцы,
щеки — кумачом.
Нипочем им богомольцы,
даже Царские ворота нипочем.
Горе!
Заживо во сне, как травинка на стерне,
на заре сгорела Маша…
— Где ж теперь ткачиха наша,
лучшая в стране?