Опубликовано в журнале Арион, номер 4, 2018
ЧЕРНОВИКИ
Фонарь на полке. Посвети.
В словесном хламе
средь бу-бу и ти-ти-ти
есть ключик к драме.
Обрывки старых повестей,
строф полустертых,
обломки стен и крепостей,
селенья мертвых.
И муха по черновику
ползет, хромая,
где рифма тыкалась в строку
вслепую, с края.
Глаз льнет по выцветшим листам
к первооснове.
Там — не додумано,
а там — на полуслове…
Провалы в незашитых швах,
прострелы, щели,
герои с дыркой в головах,
с картоном в теле.
Бралась я их держать в горсти,
а ныне глухо:
«Дай жить, сестричка, нарасти
второе ухо!»
Уродцы, сироты — в эфир
их стон струится:
мной недовоплощенный мир
желает сбыться!
Иль с мусором вокруг Земли
летать, пугая
космические корабли
в предместьях рая.
И приходить с Луной во сне:
будить, тревожить,
раз тень на этой стороне
не уничтожить…
БЫЛИНА
Поломали юношу чужие интриги,
посадили его на цепь чужие секреты,
погубили умные книги,
противоречивые ответы-советы.
Заморили откровенности взрослых дядек и тетек,
и открылся ему мир жестокости, смрада, фальши.
Он идет на реку, он берет ботик,
он плывет под парусом куда подальше.
А тут молодая баба на берегу слезы роняет.
Просит себе у Бога любовь до гроба.
И вот выплывает ботик, и закат оттеняет
юношу на корме, силуэт подчеркивая особо.
Ах, прекрасный юноша: статный и бровь соболья,
по кудрям и лбу белый очелий, на щеках — румянец,
чисто ангел в золоте солнца, птица среди раздолья,
небожитель, что ли, какой иль чужестранец.
И так он плывет с обидой своей, проплывает мимо.
А баба смотрит из-под руки зачарованно-ослепленно,
пока туман не покроет реку и ночь не нагонит дыма
и рыбаки не спустятся к лодке своей со склона.
А юноша чувствует: его утешают, вздыхая горько,
эта речная глазастая баба в лесной пустыне,
рыбаки, костерки на склонах, вечерняя зорька…
Отчего-то до гроба он их запомнит отныне.
ПОД СПУДОМ
Наступает ближе, гуще
борщевик —
пролетарий вездесущий,
большевик.
Всех и все теснит — гляди же:
орет и прет
ниже низости и ниже
темных вод.
Там, в до-логосных пустотах,
жуть, ничто.
И долбит на низких нотах
долото.
Нерожденным душам жарко —
без числа…
Вновь от барина кухарка
понесла.
ПЕРЕД ГРОЗОЙ
Всё в ожидании: что это здесь —
фарс или драма?
Мир пред грозою читается весь,
как криптограмма.
В дверь ли случайно пчела залетит,
гость забредет ли с безделкой,
дождь зарядит ли — как будто петит
с буковкой мелкой.
Глупое сердце! Учи алфавит:
ишь, как деревья колышет!
На языке их сейчас говорит
Тот же, Кто по ветру пишет….
Снова в семействе у птиц кавардак:
крики, тревога:
вьются, взлетая по воздуху, как
волосы Бога…