Опубликовано в журнале Арион, номер 2, 2018
КИНОТЕАТР САХАЛИН
Геолог Граковский в ожидании вертолета.
Вокруг знакомые пихты, знакомые ели.
Где ты, Ми-2? Но мало кому охота
жечь керосин в конце отчетной недели.
Конец XX века, мобильник еще не ловит волну.
Анна Каренина прыгает с парашютом,
страшно пугается, видит чужую страну.
Но думает — круто!
Граковский думает о кефире, цитрусах и пирогах,
о танце с красавицей, склонной к подлой измене.
О том, как японцы живут на других берегах.
О болях в колене.
Прогуливается перед сном. У холмов, говорит, есть глаза.
Мимо медвежьего следа и камня, похожего на собаку.
Вот аллея героев, рядом восточный базар.
В небе созвездье Клешня, понятное крабу и раку.
И видно с холма, как, пугаясь своей черноты,
отступает на пару шагов холодное, липкое море.
Граковский вальсирует, держит дрова, как мечты.
И обрывает историю.
ЛАВАЛЬЕР
Как точнее сказать, прихрамывает или подволакивает ногу?
Шуба из вороньих перьев. Ветер и снег.
Ее привез красный трамвай. Она переходит дорогу
медленнее всех.
Твои слезы соленые или горькие?
Почему стоны такие громкие?
И почему, поворачиваясь спиной,
каждый раз оказываешься подо мной?
Почему? Потому, потому…
И неслышно исчезла. На стуле забыла
железную куклу, одетую в черную бахрому.
Как последнюю силу.
Меня спрашивают,
каждая на свой манер,
Что за кукла висит такая страшная?
— Лавальер.
Стихотворение мое хромое,
чтобы не слиться с другими,
возьми ее имя.