Опубликовано в журнале Арион, номер 2, 2018
* * *
Пиши от третьего лица,
два первых не поймут,
куда ведет кириллица
и где качнется прут
раздвоенный. Вот здесь — вода,
как голубой хрусталь.
Как будто трав густые песни,
как будто жаворонки в тесте,
чтоб накормить Христа.
* * *
Неотвратима, будто смерть,
категорична, как ремонт,
пришла и стала у окна
зима, замотанная в простынь
(удел всех умерших ткачих
на небесах — ткать и строчить
трескучий голубой простор,
чтоб воробьи в нем порскали).
Отринув страсти, спит супруг,
сугробом мыслящего тела
лень вкрадчивая овладела,
покуда холод, как физрук,
гоняет парком или рынком
в румяном зареве старух.
* * *
На радость мирискусникам —
обильная зима:
то застучит, затрусится,
страшна себе сама,
то вкрадчивою лаской
юркнет за кашне,
рассыплет мелкий кашель
по дну коротких дней.
Авоська снегопада
исполнена щедрот:
ошеломленье сада
и синий блеск сорок.
Сиротские раздолья
(на белом всяк — один),
дорогою присоленной
за хлебушком иди.
Скрипенье человечье —
аж эхо в небесах!
Мороз крепчает к вечеру
и женится на псах.
* * *
Не жизнь — а скатерь-самобранка,
расстеленная птичья даль,
один рассвет — одна зарянка,
и Богом данная еда.
Пока нужны — пока нас кормят,
тем сладостней, чем глубже корни,
тем ярче цвет и гуще сок.
Ты видишь, что другой не смог.
Ну, в общем, давняя история.