Опубликовано в журнале Арион, номер 4, 2017
* * *
Душа не терпит принуждения,
Как будто там, откуда ей
Сюда случилось в день рождения
Зайти, жилось куда вольней.
Недаром дети упираются,
Кричат, капризничают так,
От ложки с кашей уклоняются,
Не урезонить их никак.
Как будто здешние желания,
Шлепки, едой набитый рот —
Лишь униженье, подражание,
Подобье подлинных щедрот.
Пускай сластями и лекарствами
Сегодня пичкают ее,
Душа как будто помнит царствие
Непринужденное свое.
* * *
В мире Клода Моне, и Вермеера, и Ренуара
Нету черного цвета и смертного нету кошмара,
В эту сторону им не хотелось смотреть,
ни к чему
Им распятье, и крестные муки, и смерть им не пара,
Жизнь — сестра их, спасибо бокалу, спасибо холму,
Перелеску, скамье, парусам, клавесину и стулу.
Нет — веревке сказав, мышьяку, револьверному дулу,
Рай при жизни в земном разглядели печальном краю,
Обещанью поверив, надежде, завету, посулу, —
И за все это Бог поместил их, конечно, в раю.
* * *
Сегодня я выпил в латинском квартале
Немного вина с комиссаром Мегрэ,
Вино было подано в узком бокале,
О зле говорили мы с ним и добре.
А виски майор мне по имени Скоби
Вчера предложил в африканском порту.
О чем говорили мы с ним, о Европе,
Об Африке знойной в нужде и в поту?
А завтра шампанское в а´нглийском клубе
С Курагиным выпить рискну, может быть.
Он жизнь эту, вздорный, по-своему любит,
Да только о чем же мне с ним говорить?
* * *
Мировое правительство
Звезд, глядящих в окно, —
Без его покровительства
Было б ночью темно,
Изначально не связано
Ни с какою страной
И ничем не обязано
Тесной жизни земной.
И земными границами
Не стесняя себя,
По ночам светлолицыми
Утешайся, любя
Их живое мерцание,
Лазурит, изумруд,
А Россия, Германия
И Китай подождут.
СОН
Не в поле, не в городе я, не в пустыне
Растерян, задумчив, угрюм и невесел, —
Мне снилось, что в мебельном я магазине
Хожу между стульев, диванов и кресел.
Смотрю на обивку, на гнутые ножки,
Дубовые спинки, китайские вазы,
И тут же трюмо, как кривые окошки,
И призраки делают мне в них гримасы.
Зачем я здесь мучаюсь, что выбираю,
Скорей бы уж кончилось это скитанье,
Как мог я позволить такое, не знаю,
Себе измывательство и наказанье?
Вот книжная полка, но радости мало,
Вот пуфик, но им соблазниться нельзя ведь!
Как если бы новая жизнь предстояла
За этой — и мне ее надо обставить.
* * *
Есть у нас еще один роман,
Самый увлекательный и грустный.
В нем и степь, и горы, и туман
Черноморский, и молвы стоустой
Шепот, и за письменным столом
Утро, и объятие в прихожей,
В Чудовом монастыре с царем
Разговор, на вымысел похожий.
И любовь, и дружба, и метель,
И сверканье северной столицы,
И дуэль, конечно? И дуэль.
Никуда мой беглый не годится
Перечень. Нельзя пересказать
Жизнь такую. Как он умудрился
Даже смерть свою нам показать
Так, как будто год над ней трудился?
* * *
Дневная бабочка не знает про ночную.
Та к солнцу тянется, другой, в ночной тени
Летая, нравится к окну припасть вплотную.
Быть может, в сумерках встречаются они?
Друг другу, может быть, короткие записки
Они при случае оставить на суку
Спешат, на камешке, на строгом обелиске?
Грустить не велено. Спасибо пустяку!
* * *
Соборы я люблю снаружи,
А изнутри они мрачны.
Собор снаружи с небом дружен,
Им облака увлечены,
К нему листва неравнодушна,
И одинокая звезда
В ее сиянии жемчужном
Над ним мерцает иногда.
Я вообще люблю фасады,
И Божий мир устроен так,
Что рощи, реки, водопады
Отодвигают вечный мрак,
А фрески, ризницы, поклоны,
Завесы, свечи, полутьма —
Текст очень важный, но не полный,
А только краешек письма.
* * *
Как мы жили недавно без интернета?
Так и жили, поскольку о нем не знали,
И, ей-богу, устраивало нас это,
Никакого сомнения и печали.
А Шекспир обходился без телефона,
Без железной дороги и самолета.
А без «Гамлета» нам бы определенно
Не хватало чего-то всю жизнь, чего-то.
Мы б не знали, чего. Мы б смотрели грустно,
Иногда говорили бы мы друг другу:
«Может быть, это кажущееся чувство?
Надо как-нибудь выдержать эту муку».
* * *
Как будто к Млечному пути
Была приставлена собака —
И по нему никто пройти
Не мог среди ночного мрака:
Не в тесной будке у ворот,
А где-то там, в краях надмирных,
Оберегала небосвод
От любопытных и настырных.
И было ясно, что ночной
Лай, утомительно-недужный,
Имеет важный, неземной
Смысл неслучайный, небездушный,
И всех причин нам не учесть,
И вой недаром так печален.
И во Вселенной кто-то есть,
Кто сельской псине благодарен.
* * *
Леонардо да Винчи
И Толстой, например,
С их суровым обличьем
Как бы ставят барьер
Меж собой и глядящим
С восхищеньем на них.
В бороде их, как в чаще,
Просек нет никаких.
И не выдержать взгляда
Из-под хмурых бровей.
Оробел? — Так и надо!
Отойди поскорей
Подобру-поздорову,
За границу, за край.
Ни к рисунку, ни к слову
Близко не приникай.