Опубликовано в журнале Арион, номер 4, 2017
* * *
Умирай не умирай —
небо на бок повернется,
и на крыше сердце бьется —
это дождик и сарай.
Словно в ад, а может, в рай
муравейник льется, льется
красной жизнью через край.
Словно зеркало колодца
ищет бога… Бог проснется —
умирай не умирай.
* * *
Окно с картинками в больнице
листается на три страницы:
светло, смеркается, темно —
и здесь кончается окно
и начинается иное:
стекло, и время, и проем,
где мы сквозь пламя ледяное
с той стороны окна идем.
* * *
Грядки твои прочел
голодом, огородом.
Бог состоит из пчел:
пахнет росой и медом,
ветхим и новым йодом
каждый его глагол.
* * *
Разлука. Голод. Счастье. Стыд.
Земля тебе вослед глядит.
Колодец глубоко вздыхает —
и ничего не говорит.
Костер воды в ведре порхает,
и солнцем внешним полыхает,
и солнцем внутренним болит.
* * *
Ночью мерзну, как сурок.
Кто-то видит костерок,
пролетая выше крыши,
выше звезд и бога выше,
выше мыслей обо мне,
о моем ночном огне, —
от Вселенной в стороне…
* * *
Дождя глубокий вдох
и долгий выдох плуга.
Упрям чертополох,
и лебеда упруга.
И Сталин полупьян,
и очи кровью сыты,
и мы с тобой, Иван,
давным-давно убиты.
Собака ловит блох,
и шмель стучит в окошко…
Уже родился бог —
и хороша картошка.
* * *
На корточках, спиной к морозу,
лицом к казенному огню —
мы перемалывали прозу
в стихотворенье «я умру».
Под занавес народной драмы —
высокой, снежной, голубой —
тагильский тенор пилорамы
работал богом и судьбой.
* * *
В детской пригоршне гнезда
собирается вода —
словно осень золотая
обеднела навсегда.
Это песенка простая
плачет с дождиком сюда.
Где, напившись высоты,
в скорлупе из пустоты,
из себя не вылетая,
гнутся Господа кусты.
* * *
Медленно закурю,
с кем-то заговорю
в доме пустом. Однако —
нет никого. Собака
дышит, как жизнь, во тьме —
прямо в лицо зиме…
Словно горит бумага.