Опубликовано в журнале Арион, номер 2, 2017
* * *
Песню строчу попутную,
стрелку верчу минутную.
Что под крылом — вода,
суша? Куда, куда
сердце летит под парусом,
где на контроле паспортном
бренчит правый карман
ключами от трех стран?
* * *
Милых слов горячее соседство,
тонкий вкус родного языка —
болеутоляющее средство,
действующее наверняка.
А разверзнется разлука — примем
по рецепту партитур и книг
суффиксом уменьшенное имя
(имярек) таблеткой под язык.
* * *
ласково гладить простыни
наволочки целовать
за радости двухголосные
благодарить кровать
лучше не знаю музыки
так вот он какой покой
любимых пальцев подушечки
под уснувшей щекой
* * *
Анатомический атлас
ласки. Покрова атла´с
кожного. Что там осталось
невыглаженным? Сейчас
доделаю — разутюжу
шишки, рубцы, синяки,
морщины мальчику-мужу
легчайшим движеньем руки.
* * *
не задаю пустой вопрос
когда придет за мной
та что выходит на покос
и летом и зимой
та что закроет мне глаза
и расшифрует сны
заточена ее коса
движения точны
* * *
Усядется на одеяло
и спросит: сколько же их было,
мужчин, которым ты пищала
Я НИКОГО ТАК НЕ ЛЮБИЛА?
Признайся, королева бала,
кладоискательница принцев,
сколько их было, небывалых?
— Один. Один во многих лицах.
* * *
Вспыхнет слезинка радугою
и заискрит, летя.
Горе в стишок укладываю,
как в колыбель дитя.
Песенка льется вкрадчивая,
солнце окно слепит.
Дактилем горе укачиваю.
Всхлипывает. Не спит.
* * *
простым карандашом
совсем простым
забор колодец дом
звезду над ним
простейшим проще нет
дым над трубой
в окошке желтый свет
хочу домой
* * *
Сели визави.
Сразу раскумекал,
что во мне любви
больше, чем молекул.
Виделись? — В раю.
Глазки-то раскрой-ка,
видишь — состою
из любви, и только.
* * *
Кто? В колыбель укладчица
тяжелых тугих детей,
шалостям их потатчица,
сотрудница их затей,
ласковых слов добытчица,
а грубых и злых — ни-ни,
храбрая пограничница
супружеской простыни.
* * *
Птиц трезвон пасхальный,
влажный запах пашни,
косогор двуспальный…
Боже, ты же дашь мне,
от любви дурея,
до последней точки
обнимать деревья,
целовать листочки!
* * *
находим на время
теряем навсегда
и следом за всеми
уходим без следа
наследники чуда
туда где нет могил
мне папа оттуда
вчера во сне звонил
* * *
Я не помню, я забыла,
мне давно не снится
голубое, как бахилы,
небо над больницей,
медсестры игривый локон,
сладкий запах тленья,
бледный свет вечерних окон
онкоотделенья.
* * *
льняное льнет
хлопчатое хлопочет
атласное ластится и лопочет
и плотное торопит полотно
усовестить нескромное окно
* * *
Черемухой вскипай,
склоняйся над коляской,
мой самый первый май
на Верхней Первомайской.
Глазей, моя весна,
кисейно-невесома,
на небо из окна
Двадцатого роддома.
* * *
Там лес и дом, и курочки рябые,
там золото вечернего крыльца,
там голуби жемчужно-голубые
прогули-гули-гуливаются,
там остается непочатой книга,
там на границе памяти и сна
у дедушки и бабушки черника
растет в ногах. А в головах — сосна.
* * *
Синий водоем.
Теплая вода.
Как мы тут живем?
Раз и навсегда.
Липы. Тополя.
Птичье айлавью.
Только ты и я,
как тогда, в раю.
* * *
Временные жители
комнатной страны,
громкоговорители
тишины,
рады, что налили им
воду, стоя спят.
Что им снится, лилиям?
Аромат.
* * *
Штор аккуратны складки.
Кот на подушке вышит.
В цветочной вазе — десятки
ручек, которые пишут
все до одной — проверяла
(это написано синей).
Дом, о котором мечтала.
Съемный. Чужой. На чужбине.
* * *
Апостол муравьев,
пятнистый бог коровок,
даждь им хороший клев!
Худ, возбужден, неловок
трехлетний рыболов.
Семидесятилетний
горд парой окуньков
рыбалки предпоследней.
* * *
Попою и попляшу,
тело белое сношу
и состарюсь в свой черед.
А потом и смерть придет,
выпьет зеркало до дна,
и сделается видна
тонколица, хороша
красна девица душа.
* * *
Радуясь дальнозоркости,
интересуясь далями,
вглядываясь в подробности
и любуясь деталями —
колокольчиком синеньким,
заводью с водомерками, —
вижу папу со спиннингом
на том берегу зеркала.
* * *
Боль. Вдохновение. Беда.
Влюбленность. Мы только тогда
о мире что-то узнаём,
когда его не узнаём.
* * *
Ласковый вздор бормоча,
гладят слезу по щеке
женщин с чужого плеча
донашивающие.
Завтрак в постель подают.
Кутают в шарф на ветру.
Шепчут: не бойся, я тут,
я никогда не умру.
* * *
прижалась к тебе
боюсь спугнуть тишину
признаньем в любви
* * *
Веселые лица,
тонкие талии —
посол и послица
Пододеялии
неофициально
по людной улице
идут так двуспально,
будто целуются.
* * *
Проповедую птицам —
они смеются,
проповедую рыбам —
они плачут,
ивам, озеру, бабочкам —
рукоплещут,
облакам проповедую —
благоухают.