Опубликовано в журнале Арион, номер 1, 2017
* * *
Бог — капризный ребенок, у которого множество развлечений,
так увлечен виртуальными играми, что ни куклами, ни машинками
не играет.
А куклы, знаете, как страдают! Сами себя развлекают — садятся
в машинки,
друг друга сбивают, портят-ломают, соблазняют и совращают,
ремонтируют, лечат, ублажают, утешают…
…Что-то Бог лишнего игрушкам своим позволяет.
* * *
Спрячь, не вытаскивай из пакета банку тушенки.
На банке страшная этикетка.
Строго, укоризненно, прямо в душу смотрят глаза коровы.
* * *
Люди (венцы творения) интересуются наукой, искусством, политикой,
а их организмы, в основном, — кулинарией, эротикой, сауной,
ибо для организмов важнее всего — раскормиться и расплодиться.
Люди встречаются, люди общаются, дружат по интересам,
а организмы, перед тем как задружить, друг к другу принюхиваются,
как собаки. Они и есть собаки.
* * *
Чтобы организм не убежал далеко и не потерялся, приходится
удерживать его на коротком поводке, а если никак не удержать,
то хоть напоминать ему о том, что надо чаще глядеть под ноги.
Предусмотрительные люди ужесточают требования
к своим ненасытным, распущенным и обнаглевшим организмам —
подвергают принудительному лечению, подсаживают
на стариковскую диету,
а то и вовсе — возьмут да и лишат насущных животных удовольствий.
И тут организм может оказаться мстительной и злобной собакой —
вдруг возьмет, да и серьезно разболеется.
* * *
Невозможно понять, где заканчивается человек и начинается его
организм.
Вот нравится тебе мужчина, желаешь ты с ним общаться —
ан нет! У него, оказывается, уже есть свой круг общения.
Тогда приходится общаться не так с ним, как с его организмом.
Организм человека может оказаться нежным и преданным, как собака,
даже если сам человек не преданный, а какой-нибудь бродячий,
кусачий…
* * *
необузданная свирепая метель вдруг превратилась
в вежливый тающий под каблуком снег-подкаблучник
не верю
* * *
встретились и разодрались
пожилая зима и молоденькая весна
да что вы девочки в самом деле
* * *
А сколько процентов воды в молодом человеке?
А девяносто процентов воды в молодом человеке!
Человеки выпивают целые реки и выделяют реки,
у них в крови гудят реки, в животах урчат реки,
а когда человеки поют — может статься,
что это журчат (правильно!) реки…
* * *
Если память не изменяет… изменяет она тебе, изменяет!
С первым встречным обучаемым человеком, который читает поэмы,
доказывает теоремы, вникает в темы-схемы-проблемы.
Надо застукать память на местах ее преступлений!
Схватить и начитаться Цицерона и Аристотеля, снова поучить
склонения и спряжения, таблицу умножения, или (к примеру)
правила и приемы стихосложения.
Ну, там… побежать в библиотеку, чтобы увидеть своими глазами:
возлежит прекрасная память твоя на библиотечных столах,
как Постумия на античных пирах, и со всеми, кто что-то учит-читает,
тебе и прочим (тем, кто ничего не учит, не читает) целенаправленно
изменяет.
* * *
анютины глазки мечтают превратиться в бабочек
и улететь из опустевшего школьного сада
куда их глазки глядят
* * *
Мифическая река Лета течет в малоизученном направлении,
но всегда рада взять на себя заботу об усталом и немощном человеке —
потому притоки Леты текут под окнами больниц и домов престарелых,
а из притоков напиваются воды забвения те, кто потерял память
уже при жизни.
Если Лету выдумали не боги, а склонные к сочинительству греки,
то зачем помнить все, что о ней придумано, например, что и Лета
и Стикс,
извиваясь под землею, протекают мимо мрачных, а то и
сточных-злачных болот.
Предпочтительней, да и утешительней присочинить к мифу
что-нибудь еще —
например, то, что кануть в Лету не позор и не унижение, а
единственное спасение,
так как Лета утекла подальше от подземных, переполненных слезами
болот и озер
и впадает она в бесконечные-беспечные в вечные-млечные моря,
океаны…
* * *
Поэт-правдоруб репейник дружит с нахлебавшейся горечи
поэтессой-полынью,
с объявленным врагом народа поэтом-любителем коноплей,
с бывшим поэтом, а теперь критиком — крапивой.
У них всех преимущество — знают жизнь. Ибо растут там, где другие
или не желают, или не выживают: на пустырях, на пепелищах,
на задворках, у стен тюрем, больниц, кладбищ…
* * *
ночной ливень
в луже утонула ночная бабочка
дневной ливень
в луже утонула дневная бабочка
так и лето проходит