Опубликовано в журнале Арион, номер 1, 2017
РЯБЬ
Так смотришь в воду, а в воде — вода.
Знакомым карасям кидаешь хлеба.
А от воды такие провода,
что прямо бы по ним, да прямо в небо.
И где-то вот на этом рубеже,
ужаленный коротенькою фразой:
«Вениамин Блаженный был уже»,
заканчиваешь думать о душе.
Не сразу.
РОДСТВЕННИК
«Руки к дому, говорил, не лежат.
Уезжать, говорил, надобно. Уезжать».
Мне тем летом исполнилось пять,
А ему и некуда уезжать.
Он еще говорил, дескать, приедет зять.
Зять обещался в Сибирь его взять.
Ну, к сестре обещался взять.
Врал. Ничего тот ему не обещал.
Да и так не сильно любил.
Раз, нетрезвый, говорят, даже бил.
А затем, говорят, денег дал.
Но я это узнал потом,
Когда время свернулось винтом.
А в тот год я другое знал:
Я в тот год чуть с моста не упал,
Только Гуня меня поймал.
Он меня к ступенькам прижал.
Говорили, что инвалид,
А он сильно меня держал.
И большое его лицо
Цвета выжатого белья,
Все, как выжатое белье,
Будто белым огнем горит.
Гуня этим лицом говорит:
«Горе ты, говорит, мое.
Щеклея говорит, щеклея.
Щеклея ты моя, щеклея».
И чего-то еще говорит.
ТРАКТАТ
Небытие убивает, но убивает руками бытия.
А.Н.Чанышев
А книжка оказалось, что ничья.
Там на странице три такое место:
«Небытие… руками бытия…»
Нет, дальше тоже очень интересно,
но это вот: «руками бытия…»
Ведь Уроборос бытие, сиречь — змея.
Какие руки, Боже мой? Какие руки?
Небытие — зола, позор, земля,
паучья банка обреченной скуки.
А тут они — невидимые руки.
«Небытие… руками бытия…»
А после за тобой придет твоя.
Тихонько так: «Не бойся, это шутка».
И полетишь, пилот без парашюта,
в подставленные руки бытия.
СВОБОДА
Ане Русс
В рыбе тиляпии ударение падает в буковку «я»,
хотя продавщица всегда говорит «тиляпи´я».
Не поправляй, рыба теперь твоя,
а тетке совсем не нужна от тебя терапия.
Чтоб разморозить, поставь на режим разморозки.
Ты не поверишь: бывает такая засада,
что иногда, как написано, так оно и придется.
Главное только — не думай о ком не надо.
Грей сковородку. Если чего, у плиты автоподжиг.
Держи эту кнопку, считая на «три-два-один».
Тиляпию чистить не надо, это филе, то есть рыбка без кожи.
Кинь в разогретую масло, а дальше дави апельсин.
Да-да, апельсин. Ты только не думай, дави.
Выдавил? Рыбу теперь посоли и клади, чтоб шипела.
Перец, сметана, чеснок. Например — розмарин.
Снова дави апельсинку на рыбу, чтоб не подгорела.
Апельсин ни на что не похож, и мякоть его не похожа.
Нет, не «ушла». Наоборот: это ты здесь остался.
Ты ж вообще толстокожий, это рыбешка без кожи.
Рюмки и водку сложить в морозилку-то сам догадался?
Паки: не думай ты это дурацкое слово «ушла».
Кошку к столу пригласи или друга. Все просто.
Выдохнув, тихо скажи: «Вот такие дела».
Сказал? Молодец. Ну, приступай, апостол.
ПЕТУШКИ — МОСКВА
«Пух собачий, согревающий лечебный» —
Так бабуля продает носки
В электричке долгой, непотребной,
Сделанной из стали и тоски.
А вокруг — кошачники, собачники,
Люди просто так, еще — мундиры.
Словом, не сказать, что неудачники,
Но дальних электричек пассажиры.
Тут носки бабуля продает.
Вот ей кто-то денежку дает.
В этой электричке непотребной
Что-нибудь всегда произойдет.
Что-нибудь хорошее, тревожное,
Что-нибудь, чтоб навсегда и сразу.
Что-нибудь такое невозможное,
Чтобы даже не закончить фразу.
Чтоб до нечувствительности зла.
Чтобы у того бы вот козла
В сумке оказался динамит.
Только бабушка носки бы продала
И в Посаде, милая, сошла.
А потом чтоб сразу динамит.
(А электричка вот так стучит не со зла,
А электричка вот просто вот так стучит:
«Яблоко родила, яблокородила, яблокородила».
Или какую там чушь еще электричка стучит?)