* * *

Забудется «где»,

но запомнится, как

ходил по воде

и тонул в облаках.

 

Но выплыл давно —

безразлично уже

небесное дно

сухопутной душе.

 

 

ЧЕРНОВИК

исчезли буквы до единой

из алфавита боже мой

заброшенный и нелюдимый

и невеликий и немой

 

и глухо как в подбитом танке

и беспросветно как в аду

ни смеха и ни перебранки

у посторонних на виду

 

и безнадежно год от года

на фоне музыки и книг

но возле мусоропровода

ты остановишься на миг

 

вглядевшись в бедного уродца

что был тобой в любви зачат

и может быть тебе зачтется

некачественный результат

 

 

* * *

поэзия не что иное

как мрачной бездны на краю

божественная паранойя

и разговорчики в строю

 

 

* * *

Лишь однажды видел Инну

Львовну — много или мало?

Говорила — словно глину

неподатливую мяла.

 

Голос тихий и печальный —

был прокурен и простужен.

И стихами и молчаньем

разговаривала с мужем.

 

Ей под восемьдесят было —

невысокая, худая.

Говорила — словно мыла

раму мама молодая.

 

Говорила, глядя в лица,

как заштопывала бреши,

переделкинская птица

на каспийском побережье.

 

И держала гордо спину,

и ручьем журчало имя…

Лишь однажды видел Инну

Львовну в Иерусалиме.

 

 

* * *

Отдельно от плоти,

уже не спеша,

на автопилоте

летела душа.

 

 

* * *

Полночь. Сердце. Неотложка.

Скорбные дела.

Млечной скатертью дорожка

по небу легла.

 

И по ней на все четыре,

как июльский дождь,

ты идешь, бренчишь на лире,

песенки поешь.

 

 

СУДОРЕМОНТНЫЙ ЗАВОД. 78 ГОД

и в сердце тьма

и руки в солидоле

и сварочные зайчики в глазах

сойти с ума

или напиться что ли

увы и ах

 

а к ноябрю

сотру с лица ухмылку

и на мечту

поставив сгоряча

откупорю

крепленого бутылку

иль перечту

заветы ильича

 

 

* * *

не спеши задержись

хоть ненадолго но

досмотри эту жизнь

как немое кино

 

пусть бездарна игра

и банален конец

но о том что пора

знает только отец

 

и молчанье храня

улыбается он

темный зал простыня

хрупкий сон

 

 

* * *

Если ростом не вышел

в сорок первом году, —

не достанешь до вишен

и черешен в саду.

 

Из-за малого роста

не попробуешь их.

Но останешься просто

после боя в живых.

 

 

* * *

рюмка печали

корочка хлеба

и помолчали

справа налево

 

 

* * *

это присказка это не сказка

сказка будет потом а теперь

надо мною взлетает указка

и за мной закрывается дверь

и вдогонку учителя голос

без родителей не приходи

не приду никогда раскололось

сердце надвое пусто в груди

 

 

* * *

Единственно о чем

не то чтобы жалею,

но помнить обречен

и вспоминать аллею

в промозглой тишине,

в полупустынном сквере,

но где добры ко мне

пластмассовые звери.

 

 

* * *

звуки в отличие от

устаревающих нот

молоды будто вначале

«до» превращается в «си»

облаком на небеси

мыслью без тени печали

 

 

* * *

черешни и вишни

созрели в саду

их кушал всевышний

у всех на виду

 

но люди не веря

глядят на скворца

и видят лишь перья

не видя творца

 

* * *

и александрпушкин врет

и афанасийфет

как не вписаться в поворот

и улететь в кювет

 

и переломанным лежать

на дне кювета и

не причитать и не дрожать

а плакать от любви

 

 

* * *

                      Галочке

примерил на себя

чужую жизнь она

как небо октября

убога и тесна

чужая что с нее

поношенной возьмешь

тоска житье-бытье

реки осенней дрожь

а жизнь моя сирень

и летний дождь слепой

прикид на каждый день

«пой, птичка, пой!»

 

 

* * *

Боже, — на время любви и стряпни —

смилуйся, не обессудь, —

верхнюю пуговку мне расстегни,

дай отдышаться чуть-чуть.

 

Сослепу дай оглядеться вокруг,

время привыкнуть глазам

дай, и меня не бери на испуг —

я испугаюсь и сам.

 

 

* * *

куда же ты постой

ты человек не птица

из клетки золотой

и в небе раствориться

 

стать небом тишиной

и мыслью о побеге

где в колыбели ной

и космонавт в ковчеге

 

 

* * *

В зависимости от

мурлычешь или нет

под нос, не зная нот,

не замечая лет, —

свет черен или бел,

разорванней, целей:

среди небесных тел

и парковых аллей.

Ответом на вопрос:

— Зачем и почему? —

мурлычь себе под нос,

как если бы Ему.

 

 

* * *

Все правильно и никаких

обид — поделом и за дело:

был вечер по-прежнему тих,

и птица по-прежнему пела,

и небо цветного стекла

верхушки деревьев лизало…

Сегодня любовь умерла

и памяти жить приказала.

 

 

* * *

С вечностью играют в прятки

постаревшие весьма

недобитые остатки

регулярного письма.

 

Кто не спрятался… Немного.

Раз, два, три… Не виноват.

И не ямбом ли дорога

вымощена в ад?

 

 

* * *

В трудах и заботах о хлебе,

не зная покоя и сна,

как курица лапой на небе

свои начертать письмена.

 

А наши прекрасные дети

(какая ужасная месть!)

не смогут каракули эти

на небе закатном прочесть.

 

 

* * *

                         А.Б.

ползущая вверх по стене

улитка плевала на осень

что небо упало в цене

а может быть нет его вовсе

 

улитка ползет а на кой

не знаю спросите улитку

чтоб неба коснуться рукой

чтоб вызвать у бога улыбку

 

 

* * *

невидимый винтик

сломался во мне

затих словно вытек

в ночной тишине

 

бессилен не властен

кукушкой совой.

а память как мастер

и как часовой

 

 

* * *

ноябрьское небо опустится

на землю и будет нельзя

смотреть как летает капустница

и к ней набиваться в друзья

 

а очень хотелось бы осени

уже наступила страда

и чувство еще не матросили

но бросили навсегда

 

 

ИЗ ЖИЗНИ ФАУНЫ И ФЛОРЫ

По уважительной причине

отсутствовала, а вчера

как будто мужество мужчине —

вернулась летняя пчела

в ноябрь. Зачем? Собравшись с духом,

уже от инея бела —

в диковинку и белым мухам,

и снегирям она была,

летала в поисках нектара

несуществующих цветов,

пока сама цветком не стала,

чтоб умереть без лишних слов.

 

 

* * *

«журавли» не гамзатова

в переводе н.гребнева

из того невозвратного

незабытого времени

в исполнении пьяного

папы тридцатилетнего

сплю и слушаю заново

забывая что нет его