Опубликовано в журнале Арион, номер 1, 2016
НОЧЛЕГ У КОСТРА
Моему корешку Вовану —
неисправимому бродяге
На месте догоревшего костра еще не остывшая
зола.
Дышит, как спящая на теплом серая кошка.
Ты зыришься в загустевающие сумерки
из ослепшего своего угла,
отбиваясь от досадливых мошек.
По соседству — большак.
Тоже затихает, натрудившись за день.
И ты умаялся так,
что не хочешь от нагретого чурбана
разморённую оторвать задницу.
Крутишься, скрытому жару подставляя
стылые бока,
собачишь ночь холодную, переменчивость фарта.
Словно в ожидании кондукторского свистка,
вслушиваешься в тишину задреманного асфальта.
Но вот пробуждается дорога,
чувства разом все обостря.
И ты катишь, возбужденный зачинающимся смогом,
до следующего костра.
УЛИЧНЫЙ ОРАКУЛ
Этого малахольного не от мира сего
можно встретить на улицах
бесцельно путающимся.
Он заглядывает в урны, допивает из банок пивко.
И громогласно предсказывает будущее.
За прозорливцем не водится ничего порочащего,
а это первое для народного мнения.
И все его пророчества
за высшее слывут откровение.
Обладал ли чудила и впрямь сторонней мощью,
окончательного никто не сказал слова.
Одни обегают двинутого, брезгливо морщась,
другие крестятся, как на святого.
Не имея ни денег, ни дома,
при бледном лице и ломких пальцах,
бедняга скорее похож на попавшего в кому
беспаспортного страдальца.
Вынашивает и мечту ведун безбашенный,
неотступную, точно семенящая за хозяйкой
болонка, —
оказаться в момент крушения
на Пизанской башне.
И погибнуть под ее обломками.
БЕСПОКОЙНЫЙ МОБИЛЬНИК
Со всяким звонком мобильника
беру трубку в надежде —
зовут на праздник, застольем скрашенный.
В ожидании нелепом я чуть-чуть потешен,
как чудак, слегка ошарашенный.
Большинство звонков — реклама,
надоевшая до тошноты.
Предлагают мужские пижамы,
омолаживание в салоне красоты.
Круто все изменилось в жизни,
словно не в своем кругу я.
Учесал из одной отчизны,
вернулся в страну другую.
…Очередной звонок — и опять реклама.
На этот раз белье, пуловеры, юбки.
И все же жду небесной манны
и хватаюсь за трубку.
КОГДА КАРКАЕТ ВОРОНА
Ворона каркает на верхушке дерева
с моим дрянным настроением в ладу.
Птичий крик, как ржавые петли,
действует на нервы,
смутную предвещая беду.
Выросший среди ухарей отпетых,
которых не смущали ни сны дурные,
ни монета, найденная решеткой,
я все чаще прислушиваюсь к приметам —
надломилось что-то.
Пугают ночные в окно стуки,
ветер в отдушине.
Или вот эти гортанные звуки
пернатой кликуши.
Но иной раз, как никотин отхаркав
всю муть, скопившуюся во мне,
хочется, наперекор вороньему карканью,
по солнечной пройтись стороне.
В РАЗДУМЬЯХ
За недозволенные шалости
я осужден чересчур строго.
Сижу и думаю: кому жаловаться —
прокурору иль Господу Богу?
Отсюда далеко до Всевышнего:
где он? на каком облаке?
Беру бумагу
и пишу ближнему —
прокурору области.
Подбираю тщательно слова для исповеди,
льщу прокурорской роже.
А где-то тишком, исподволь
прошу: «Помоги мне, Боже…»
1966 (2015)
БЕЛИЧИЙ СЛЕД
Ушла, как от мужчины женщина,
но не жена от мужа.
И всё как прежде, только платье
по вечерам в квартире не шуршит.
Быть может, не любил? Любил.
Так почему же
ты так легко ушла из любящей души?
Пустяк нас разлучил? Другая мелочь?
За далью лет
высматривать размолвки, свары —
искать беличий
на шатких ветках след.
А вдруг в погоне за мурой
ты по чуть-чуть приобрела,
что холодок внесло, как в комнаты сквозняк?
Или среди хлопот и передряг
я разглядел — ты не из моего ребра?
…Разыскиваю метки зверька пушистого
в непредсказуемой памяти.
И натыкаюсь на вещички, меня винящие во многом.
…В окошке осень медью в патине
вьюном гуляет по дорогам.
СТРАСТИ КАТАЛЫ
Дым в казино
тянется в направлении вытяжки.
Масть идет. Но известно давно —
жадность не позволит уйти с выигрышем.
Делаю ставку. Еще и еще.
Я будто рыба на кукане.
Сгребая пот со впавших щек,
выползаю без гроша в кармане.
Разбитый вдрызг, кляну себя —
запамятовал, что´ фраера губит.
Не охлаждают ни бессмысленная ходьба,
ни пронизающая тяга в уличном раструбе.
«А может, не жадность виною? —
оправдываю свой порок. —
Надо было ставить на пиковую даму,
вопреки байке?»
Возвращаюсь спешно в игральный зал
и под залог
беру у крупье бабки.
В СВЕТЕ СЛАБОЙ ЛАМПОЧКИ
Вечерами
в свете слабой лампочки,
покачивающейся во дворе на столбе,
вижу за окном бабочек,
похожих на женщин в моей судьбе.
Чуждые душевной боли,
бегущие быта,
не помнящие любовников
и ими забытые.
…Всю жизнь ступавший по балочке,
с которой легко может сдуть испуг,
с волнением смотрю на бабочек,
напомнивших беспечных подруг.
В ОСЕННЕМ ПАРКЕ
Дождь исхлестал в парке детские площадки,
беседки,
смыл со скамеек надписи крамольные.
Измочаленные донельзя ветки
запоздалые точат капли
разболтанным рукомойником.
Переждав нежданный ливень в павильончике
с вином и закусками,
иду по дорожке, усыпанной мелкими лужицами,
как разбитым стеклом.
Грачиные гнезда грустные
последним паруют теплом.
Угнетает промокший до нитки парк,
утыканная острыми штырями ограда.
Даже гипсовая балерина, застывшая
в летучем па,
не радует.
Тоску нагоняет и пасмурное небо,
готовящее очередной ушат,
и доносящийся с блошиного рынка
затюканный патефончик.
Необъяснимой болью болит душа —
и я возвращаюсь в спасительный павильончик.
ДРУГУ
Павлу Крючкову
Из десяти читающих мои стихи по-трезвому
иль навеселе
девять говорят: «Ни ума, ни лада».
Я рад, мой друг, что ты в числе
малого стада.
НА БУЛЬВАРЕ
Продаю на бульваре свою книгу.
Прошу триста.
Прохожие любопытничают, перелистывают.
И — фига!
Но вот пиджачок: хилые плечи,
как у не делающих зарядку поутру.
Протягивает тысячную:
— Нет мельче.
А сдачу не беру.
Это, конечно, бравада —
чудак не тянет на разжившегося кушем.
Просто захотел порадовать
огорченного людским равнодушием.
…Смотрю ему вслед: те же слабые плечи.
Покупка под мышкой.
Вряд ли он будет читать мою книжку —
оправдал соотечественников.
НЕОЖИДАННОЕ ОБЪЯВЛЕНИЕ
На городской тумбе прочитал
притулившееся объявление:
«Покупаем седые волосы, чем длиннее,
тем дороже».
На полях бумажки,
тоскливой до обалдения,
кто-то язвительный приписал:
«и человеческую кожу».
И далее, не расставляя запятых, точек,
точно спеша при деле незаконном,
перечислял: «и печень и почки».
И отсылал к вышеуказанным телефонам.
…Самое грустное, что было
мною подмечено
по прочтении попавшегося на глаза
объявления:
ни текст оригинала, ни приписка желчная
не вызвали у меня удивления.
НЕЗАТЕЙЛИВЫЕ СТРОЧКИ
Белье исподнее
на веревке под ветерком.
Будто машет родина
материнским платком.
Еще не дойдя до дома,
Из-под ладони щурясь,
узнаю безделушки знакомые,
вызывающие щемящее чувство.
Сердце сдавливает поржавевший
на коньке кочет,
скворечник, в котором живут воробьи.
Вот почему незатейливые строчки
я включил в цикл о любви.
НОЧЛЕГ У КОСТРА
Моему корешку Вовану —
неисправимому бродяге
На месте догоревшего костра еще не остывшая
зола.
Дышит, как спящая на теплом серая кошка.
Ты зыришься в загустевающие сумерки
из ослепшего своего угла,
отбиваясь от досадливых мошек.
По соседству — большак.
Тоже затихает, натрудившись за день.
И ты умаялся так,
что не хочешь от нагретого чурбана
разморённую оторвать задницу.
Крутишься, скрытому жару подставляя
стылые бока,
собачишь ночь холодную, переменчивость фарта.
Словно в ожидании кондукторского свистка,
вслушиваешься в тишину задреманного асфальта.
Но вот пробуждается дорога,
чувства разом все обостря.
И ты катишь, возбужденный зачинающимся смогом,
до следующего костра.
УЛИЧНЫЙ ОРАКУЛ
Этого малахольного не от мира сего
можно встретить на улицах
бесцельно путающимся.
Он заглядывает в урны, допивает из банок пивко.
И громогласно предсказывает будущее.
За прозорливцем не водится ничего порочащего,
а это первое для народного мнения.
И все его пророчества
за высшее слывут откровение.
Обладал ли чудила и впрямь сторонней мощью,
окончательного никто не сказал слова.
Одни обегают двинутого, брезгливо морщась,
другие крестятся, как на святого.
Не имея ни денег, ни дома,
при бледном лице и ломких пальцах,
бедняга скорее похож на попавшего в кому
беспаспортного страдальца.
Вынашивает и мечту ведун безбашенный,
неотступную, точно семенящая за хозяйкой
болонка, —
оказаться в момент крушения
на Пизанской башне.
И погибнуть под ее обломками.
БЕСПОКОЙНЫЙ МОБИЛЬНИК
Со всяким звонком мобильника
беру трубку в надежде —
зовут на праздник, застольем скрашенный.
В ожидании нелепом я чуть-чуть потешен,
как чудак, слегка ошарашенный.
Большинство звонков — реклама,
надоевшая до тошноты.
Предлагают мужские пижамы,
омолаживание в салоне красоты.
Круто все изменилось в жизни,
словно не в своем кругу я.
Учесал из одной отчизны,
вернулся в страну другую.
…Очередной звонок — и опять реклама.
На этот раз белье, пуловеры, юбки.
И все же жду небесной манны
и хватаюсь за трубку.
КОГДА КАРКАЕТ ВОРОНА
Ворона каркает на верхушке дерева
с моим дрянным настроением в ладу.
Птичий крик, как ржавые петли,
действует на нервы,
смутную предвещая беду.
Выросший среди ухарей отпетых,
которых не смущали ни сны дурные,
ни монета, найденная решеткой,
я все чаще прислушиваюсь к приметам —
надломилось что-то.
Пугают ночные в окно стуки,
ветер в отдушине.
Или вот эти гортанные звуки
пернатой кликуши.
Но иной раз, как никотин отхаркав
всю муть, скопившуюся во мне,
хочется, наперекор вороньему карканью,
по солнечной пройтись стороне.
В РАЗДУМЬЯХ
За недозволенные шалости
я осужден чересчур строго.
Сижу и думаю: кому жаловаться —
прокурору иль Господу Богу?
Отсюда далеко до Всевышнего:
где он? на каком облаке?
Беру бумагу
и пишу ближнему —
прокурору области.
Подбираю тщательно слова для исповеди,
льщу прокурорской роже.
А где-то тишком, исподволь
прошу: «Помоги мне, Боже…»
1966 (2015)
БЕЛИЧИЙ СЛЕД
Ушла, как от мужчины женщина,
но не жена от мужа.
И всё как прежде, только платье
по вечерам в квартире не шуршит.
Быть может, не любил? Любил.
Так почему же
ты так легко ушла из любящей души?
Пустяк нас разлучил? Другая мелочь?
За далью лет
высматривать размолвки, свары —
искать беличий
на шатких ветках след.
А вдруг в погоне за мурой
ты по чуть-чуть приобрела,
что холодок внесло, как в комнаты сквозняк?
Или среди хлопот и передряг
я разглядел — ты не из моего ребра?
…Разыскиваю метки зверька пушистого
в непредсказуемой памяти.
И натыкаюсь на вещички, меня винящие во многом.
…В окошке осень медью в патине
вьюном гуляет по дорогам.
СТРАСТИ КАТАЛЫ
Дым в казино
тянется в направлении вытяжки.
Масть идет. Но известно давно —
жадность не позволит уйти с выигрышем.
Делаю ставку. Еще и еще.
Я будто рыба на кукане.
Сгребая пот со впавших щек,
выползаю без гроша в кармане.
Разбитый вдрызг, кляну себя —
запамятовал, что´ фраера губит.
Не охлаждают ни бессмысленная ходьба,
ни пронизающая тяга в уличном раструбе.
«А может, не жадность виною? —
оправдываю свой порок. —
Надо было ставить на пиковую даму,
вопреки байке?»
Возвращаюсь спешно в игральный зал
и под залог
беру у крупье бабки.
В СВЕТЕ СЛАБОЙ ЛАМПОЧКИ
Вечерами
в свете слабой лампочки,
покачивающейся во дворе на столбе,
вижу за окном бабочек,
похожих на женщин в моей судьбе.
Чуждые душевной боли,
бегущие быта,
не помнящие любовников
и ими забытые.
…Всю жизнь ступавший по балочке,
с которой легко может сдуть испуг,
с волнением смотрю на бабочек,
напомнивших беспечных подруг.
В ОСЕННЕМ ПАРКЕ
Дождь исхлестал в парке детские площадки,
беседки,
смыл со скамеек надписи крамольные.
Измочаленные донельзя ветки
запоздалые точат капли
разболтанным рукомойником.
Переждав нежданный ливень в павильончике
с вином и закусками,
иду по дорожке, усыпанной мелкими лужицами,
как разбитым стеклом.
Грачиные гнезда грустные
последним паруют теплом.
Угнетает промокший до нитки парк,
утыканная острыми штырями ограда.
Даже гипсовая балерина, застывшая
в летучем па,
не радует.
Тоску нагоняет и пасмурное небо,
готовящее очередной ушат,
и доносящийся с блошиного рынка
затюканный патефончик.
Необъяснимой болью болит душа —
и я возвращаюсь в спасительный павильончик.
ДРУГУ
Павлу Крючкову
Из десяти читающих мои стихи по-трезвому
иль навеселе
девять говорят: «Ни ума, ни лада».
Я рад, мой друг, что ты в числе
малого стада.
НА БУЛЬВАРЕ
Продаю на бульваре свою книгу.
Прошу триста.
Прохожие любопытничают, перелистывают.
И — фига!
Но вот пиджачок: хилые плечи,
как у не делающих зарядку поутру.
Протягивает тысячную:
— Нет мельче.
А сдачу не беру.
Это, конечно, бравада —
чудак не тянет на разжившегося кушем.
Просто захотел порадовать
огорченного людским равнодушием.
…Смотрю ему вслед: те же слабые плечи.
Покупка под мышкой.
Вряд ли он будет читать мою книжку —
оправдал соотечественников.
НЕОЖИДАННОЕ ОБЪЯВЛЕНИЕ
На городской тумбе прочитал
притулившееся объявление:
«Покупаем седые волосы, чем длиннее,
тем дороже».
На полях бумажки,
тоскливой до обалдения,
кто-то язвительный приписал:
«и человеческую кожу».
И далее, не расставляя запятых, точек,
точно спеша при деле незаконном,
перечислял: «и печень и почки».
И отсылал к вышеуказанным телефонам.
…Самое грустное, что было
мною подмечено
по прочтении попавшегося на глаза
объявления:
ни текст оригинала, ни приписка желчная
не вызвали у меня удивления.
НЕЗАТЕЙЛИВЫЕ СТРОЧКИ
Белье исподнее
на веревке под ветерком.
Будто машет родина
материнским платком.
Еще не дойдя до дома,
Из-под ладони щурясь,
узнаю безделушки знакомые,
вызывающие щемящее чувство.
Сердце сдавливает поржавевший
на коньке кочет,
скворечник, в котором живут воробьи.
Вот почему незатейливые строчки
я включил в цикл о любви.