Опубликовано в журнале Арион, номер 3, 2015
ПО СТАРОЙ ПАМЯТИ
желанья исполняются когда
уже не ожидаешь исполнения
течет обыкновенная вода
как в той буддийской песне про мгновения
она полдня забить пыталась гвоздь
разбила палец пососала рану
все ровно через тридцать лет сбылось —
и гвоздь торчит и не течет из крана
ходила в церковь как положено
поклоны била свечи жгла
для внуков жарила творожники
а раньше молодой была
и где теперь иконы — ранее
к обоям кнопились Битлы
но не забыла в завещании
похоронить под Let it be
когда ее ударили она
терпела и потом терпела
во рту скопилась горькая слюна
хотела плюнуть в гада — не сумела
аборт не стала делать — тяжело
донашивала сессию сдавала
а родила и стало так светло
и снег на землю лег как покрывало
главное праздники — остальное
можно там как-нибудь
помассирует сердце больное
стиснет левую грудь
выдраит все и уснет на кухне
теплой щекою в стол
сын как вернется с порога рухнет
так ведь — на чистый пол
яблоко с табачным привкусом
приоткрытое окно
серый кот шуршащий вискасом
хочешь счастья — вот оно
но не видит зверя серого
пепел рядом кожуру
голая стоит у зеркала
водит пальцем по стеклу
да мусульманка — лицо
тысяча и одна ночь
девочка входит с птенцом
это сестренка — нет дочь
тебе не холодно — нет
мерзнет и гладит птенца
завтра нам будет шесть лет
ливню не видно конца
оса зазимовавшая в герани
обычная ташкентская оса
под ней рисует девочка в тетради
глаза и губы и опять глаза
оса умрет герань засохнет летом
ташкентским летом высохнуть легко
тетрадь с глазами девочка под пледом
кровавый след на скомканных трико
по старой памяти хвалили
кого чего зачем когда
и воду медленную лили
там до сих пор течет вода
она стоит и не моргает
косичка вязаный берет
и свет над ней не угасает
там до сих пор вода и свет
жена да убоится убоялась
да так что двадцать лет прошло
двадцать один а все боялась
его портрет был забран под стекло
у нас все хорошо ему писала
вчера был Сеня это старший сын
прислушивалась к шороху из зала
рука выныривала из-под одеяла
и шарила во тьме валокордин