Опубликовано в журнале Арион, номер 1, 2015
СТАРЫЕ БАСНИ О ГЛАВНОМ
мера мер — миру-мир — метроном,
скороход — звукоряд мостовой.
метрополь, мавзолей, гастроном
номер сорок в зажатых москвой
мировых образцах трудодня:
детский мир, елисеевский, гум,
суета новогодняя для
апельсинов, пришедших на ум,
честь и совесть эпохи колбас
дефицита, платформы идей
для обувки свихнувшихся масс —
будь ты эллин, тунгус, иудей,
славянин, караим-меламед,
друг степей, азиат, чудь и весь.
доктор доисторических ме-
танаук мониторит процесс.
перетряска названий и дат,
пересортицы переучет.
обертон задает оберград,
подставляя бодяге плечо.
кенотафы кремля, караул,
заповедник, чумные столбы,
вместо лобного места баул —
артефакт негасимой алчбы.
ишь, за оттепель паки со сна
свежий вождь — на все руки спирит —
воззевает, как будто весна
на заречной за окнами стрит.
ДРУГИЕ ДНИ
Сорвется снег исподтишка,
не уследишь в окно,
и до последнего стежка
сподобит полотно.
Расправит складки на полях
по-свойски в меру сил,
оставит просеку и шлях
под росписью белил.
К утру подальше от греха,
похоже на гипноз,
подгонит белый крой стиха
под город альбинос.
Переиграет в тишину
повальный лейтмотив,
вину чужую, как жену,
стеной отгородив.
Проснешься затемно одним
из тех, кому подстать
на том сполна другие дни
и ночи коротать.
ЗДЕСЬ И ТЕПЕРЬ
Здесь мало света, много шума
из ничего. Корпит перо.
Слова терзают тугодума
и приближаются к зеро.
Скороговорка сковородки,
шипящих мелика и ритм,
вещаний кухонные сводки
и причитания харит
под фонограмму новостройки,
мигрени утренний балласт —
сирени, зимородки, сойки
и прочие из птичьих каст.
Здесь «холодок щекочет темя»,
ковчег, высокая вода —
не принимается ли время
за настоящее, когда
значений высохшие корни
перевирают словари.
В обратном переводе с койне
что суахили, что дари,
что перекличка оглашенных.
Теперь в отсутствие помех
на всех один земной ошейник
и нимб всего один на всех.
* * *
как бы жлоба из себя назад —
в мир на штаны по нитке —
выдернуть.
разные жжет глаза
репчатый лук
и шнитке.