Опубликовано в журнале Арион, номер 1, 2014
Валерий Скобло
УТЕШИТЕЛЬНОЕ
Стану картофельным… типа, ну как там? — «глазком»,
буду внимательно этак высматривать мир из картошки.
Пусть засыпает меня временами землей и песком,
рядом проходят различные ноги, ножища и ножки
детские. Дети так громко кричат и пищат,
взрослые, дико скандаля, пьют водку по-братски.
А червячки рядом с нами выводят детей и внучат,
нас не тревожа — лишь бы не жук колорадский!
Славно быть овощем… даже картохой простой,
в липкой земле пребывать,
не нуждаясь в наличии денег и крова.
Сварят, съедят?.. Это все ничего…
ну послушай, постой —
ноги тревожат меня, проходящие мимо… и снова.
Николай Гранкин
* * *
похороны…
у ребенка в руках
конфета
* * *
предновогодний рынок
долго выбирает календарь
старушка
* * *
туман
любуюсь
отсутствием пейзажа
Антон Бушунов
* * *
Ловить тут нечего,
Такая тут тайга.
Уж больно суетная,
Так, какая-то…
А как начнет оттаивать, тогда
Конца и края нет,
Конца и края.
Ефим Гаммер
ИНВАЛИД С КАТАЛКОЙ
В семь лет,
самый маленький в первом классе,
я был выше
безногого инвалида с каталкой.
Он гонялся со мной наперегонки,
зная, что победитель получает горбушку
пахучего хлеба,
что нес я из Рижского Асопторга домой.
Мне не жалко было
горбушки для инвалида,
отрезанной у входа в мой дом
острым ножом немецкого закала,
который «взят вместе с жизнью
у фашистской скотины».
Я мог легко обогнать каталку.
Но что за резон — побеждать инвалида?
А самое вкусное место в хлебе —
горбушка —
мне достанется и после соревнований,
у хлеба их две.
«Мою» горбушку
инвалид отрезал с той же сноровкой,
что и первую,
и не ошибался ни на миллиметр.
«Глаз — алмаз!» — говорил он.
И в доказательство этого
брал придорожный камушек
и с необыкновенной меткостью
запускал его
в дверную табличку с номером дома.
— Снайпер! — говорил я.
— Снайпер! — соглашался инвалид
и пальцем тыкал в медали
на лацкане пиджака.
— Сколько фрицев ты убил?
— Все мои.
— Не твоих, значит, водят тут по улице?
— Чинить, что разрушили…
— Ты не думаешь их убивать?
— Они пленные. Это не моя забота.
— А чья?
— О них позаботится Софья Власьевна.
— Кто это?
— Вырастешь — узнаешь.
— А о тебе кто позаботится?
— Она же.
— Софья Власьевна?
— Само собой.
— Как она о тебе позаботится?
— Да уж позаботится…
Через неделю
инвалид сгинул с улицы Аудею
вместе со своей каталкой.
И я так и не узнал,
как позаботилась о нем Софья Власьевна.
Пленных немцев отпустили на волю.
А что стало с инвалидами,
об этом в газетах не писали.
Но слухи носились в воздухе,
обрастая такими словами:
«загрузили их на баржи
с открывающимся дном
и утопили, как котят».
Евгений Степанов
ПАМЯТИ ВСЕВОЛОДА НИКОЛАЕВИЧА
некрасов есть
некрасов есть
некрасов есть
некрасов есть
некрасов есть
некрасов есть
некрасов есть некрасов
ЖИТЬ
жуть
и все-таки
жить