Опубликовано в журнале Арион, номер 3, 2012
Алексей Дьячков
В КАФЕ
Суп не несут, а хлеб уже подa╢ли,
Чужие птицы небо бороздят.
В потеках на гранитном пьедестале
Задумчиво насуплен супостат.
Бредет толпа, несет дары с базара.
Майор солдат выстраивает в ряд.
Каспаров, Мельхиоров, Валтасаров
Под транспарантом выцветшим стоят.
Гудит народ, вот-вот нагрянут танки.
Фотограф с неустойчивой стремянки
В прицел хватает хлястик от пальто.
С беконом попадается и хрящик.
Скорей же отрубите зомбоящик,
Никак не пообедаю а то.
Дрожит стекло — стучится ветка клена.
Я знаю все, что будет, наперед.
Вот ум мой, как бульон, незамутненный
Отчетливо себя осознает.
Вот снег на люльке мотоцикла тает,
Стоит на краске треснувшей вода.
Вот завтра никогда не наступает.
Не наступает завтра никогда.
ЮРА
Дойдя до речки, справившись с одышкой,
Сугробы лодок, катер не у дел
И дерево в снегу, как фотовспышку,
Он в сумраке морозном разглядел.
Гудели сверху провода под током,
На проволоке месяц тощий мерз.
Тьма собирала редкий снег в протоке,
Раскачивала отраженья звезд.
Над прорубью, пробитой мужиками,
Он, закурив,
Настольной лампы круг
И едкий дым уроков выжиганья
Между затяжек редких вспомнил вдруг.
Огонь ветвился, как рога оленьи.
Стряпнею пахло и смолой стропил.
Потрескивали сучья и поленья. —
До ночи он на даче печь топил.
Тянулась ночь…
Он вышел утром рано,
Захлопнул дверь, ключ повернул в замке
И поскрипел домой через поляну,
Позвякивая чем-то в рюкзаке.
ВЕРНИСАЖ
В огромном, продуваемом ветрами
Фойе я повторяю что-то маме
И тычу тонким пальчиком в сплошной
Узор на фотографии большой.
Я вижу время — восемь с половиной,
И крашеную дверь, насилу сдвинул
Которую, чтоб, торопясь, войти
За пустотой. Но время — без пяти.
В сельмаге пыль на полках. В чаше гирька.
В лотке железном весовая килька.
Сад с вишней — на витрине. Отчий дом.
Буханки разобрали. Есть батон.
Есть сладкое драже, кость с жиром, дрожжи,
В тетрадке нарисованные рожи,
Кремлевский хор, не близок не далек,
Латунный гардеробный номерок.
Принцесса на горошине, товарищ
Тамбовский волк, и тьма, как хлебный мякиш.
Тьма, из которой вылеплен волчок.
А ну, сморгни нас, серенький зрачок.
У РЕКИ
После всех листопадов несчастен Ли Бо —
Лес за кладбищем гол и печален,
Стаю галок, как связку сушеных грибов,
Старый тополь на ветках качает.
С ровных грядок собрав урожай без хлопот,
Созерцает поэт над протокой —
Горизонт как вжимается в водоворот,
Как грача ловит желтое око.
Сливы долго в саду ни о чем говорят.
Тишина над травою высокой.
С жутким треском ударившись, спелый гранат
По земле растекается соком.
И ноябрь с поэтом меня после всех
Листопадов меняет местами,
Чтобы знал я, как в поле торопится снег
Выпасть за ночь, а утром растаять…
ФИЛОЛОГ
Боялись птицы сводок от Советского
Информбюро, голов футбольных, бедствия
Трескучих доминошных дупелей,
Велозвонков средь парковых аллей.
За тряпкой-вожаком взмывали голуби.
Позвякивали стеклами оконными
Бараки в теплых сумерках двора,
Когда кричала улица: Ура!
Рыдала на путях толпа вокзальная
Над ночью Добровольского, Пацаева
И Волкова. Ронял слезу карниз.
Гудел железа кровельного лист.
Не вынес думы Герцена из детства я,
Тяжелый цокот языка немецкого
На лавочке оставил во дворе,
Где транспарант бессовестно алел.
Забыл взять оборот деепричастный я
Для красоты, чтоб спеть, как жили счастливо,
Пока бараков не шагнули из
И буквы по листу не расползлись.