Опубликовано в журнале Арион, номер 2, 2012
Артем Скворцов
ПРОВИНЦИАЛЬНЫЕ ВЗГЛЯДЫ
“А в Казань-то, я думаю, не доедет?” — “В Казань не доедет”.
Гоголь
Провинций официально у нас сейчас нет. Остались одни регионы. Слово “провинциальность”, тем не менее, в разговорах на культурные темы используется сплошь и рядом, но что под ней понимать, навскидку, наверное, не осмелится определить никто.
Казань — как нельзя более подходящая точка на карте страны для размышлений на тему парадоксов культурной и литературной столичности/провинциальности. Не так давно назвавшись “третьей столицей” России, город взял на себя повышенные обязательства.
Ныне, пытаясь честно разобраться с самим собою, каков же культурный статус того места, где ты живешь, склоняешься к вялой формулировке “затрудняюсь ответить”. Судите сами.
Казань в последние годы посещают настоящие звезды, в основном, музыкальные, в городе иногда устраивают вполне приличные выставки, есть свой оперный фестиваль с именем, сохранившийся еще с советского времени, — Шаляпинский, появился и международный кинофорум, “Золотой Минбар”. Гастроли Стинга, “Кинг Кримсон”, Мариинского театра или даже лучшей оперной певицы мира Чечилии Бартоли уже не кажутся чем-то невероятным, хотя еще десять лет назад о таком и помыслить было невозможно.
И тем не менее. Уровень культуры места определяется не разовыми впечатляющими событиями, а ровным, постоянным фоном — если угодно, культурной повседневностью.
С фоном же дело обстоит так.
Мультиплексов у нас наплодилось в последнее время предостаточно, зато артхаусного кинотеатра ни одного. Сложное для восприятия кино попадает на экраны города нечасто и бессистемно, исправно проваливаясь в прокате. Верного зрителя у него пока не просматривается. Даже недавний оскаровский триумфатор “Артист”, и без золотых статуэток собравший невиданный урожай призов, прошел у нас практически без рекламы, вторым экраном, по одному-два сеанса в день, да и на тех залы были далеко не полны.
Есть у нас и театры. Но они ориентированы на хрестоматийную классику, и постановки по части режиссерских решений консервативны. Стоило, например, местному ТЮЗу обратиться к пьесе остроактуального драматурга М.Макдонаха, ирландца по происхождению и британца по паспорту, как она была через недолгое время тихо снята с репертуара. Справедливости ради надо признать, что из пьес автора театр выбрал не самую удачную, и тем, кто видел блестящий фильм “In Bruges”*, снятый самим Макдонахом, тюзовская интерпретация другой его истории “Череп мой любимый” (“Череп из Коннемары”) дала, увы, немного. Действие в спектакле происходит главным образом на кладбище, и в одном эпизоде герой-могильщик яростно разбивает палкой черепа (разумеется, бутафорские). Местный зритель не просто повозмущался на кухне или в блогах, а добился закрытия постановки.
Дефицита книжных магазинов в Казани нет, в одном только центре их не менее десятка. Из них два больших, а “Книжный Двор” — едва ли не крупнейший в Поволжье, он занимает полэтажа гигантского торгового центра. Только посетителей там немного, а людей, покупающих книги, вообще единицы. За счет чего существует предприятие — великая коммерческая тайна. И еще одна особенность чудо-магазина: большинства интеллектуальных новинок, издаваемых в Москве или Петербурге, в нем не появляется никогда. Нет, Акунин или букеровские финалисты до нас доедут, но вот, например, продукцию “Ad Marginem”, “ОГИ” или “Нового издательства” там не сыщешь днем с огнем. Нечего и говорить, что издания современной поэзии оказываются на полках супермаркета редко и случайно.
Постоянных поэтических площадок в полуторамиллионном городе ничтожно мало. Фактически к настоящему моменту их почти не осталось, если не считать дома-музея В.Аксенова, единственный небольшой зал которого, оформленный несколько помпезно, возможно, отпугивает значительную часть демократически настроенных авторов и публики. Заинтересованный в поэтическом слове народ собирается там лишь несколько раз в году, обычно на какие-либо официальные мероприятия: литконференции, празднования дней рождения и юбилеев классиков или осенний “Аксенов-фест”. С прочими точками для выступлений произошло следующее: любимое место стихотворцев и слушателей, музей М.Горького, закрылся на давно назревший ремонт, симпатичная книжная лавочка “Сквот” в самом центре, возле университета, тихо прекратила существование по причине нерентабельности, клуб-ресторан “Маяковский. Желтая кофта”, недолго пофлиртовав со слэмами, вернулся к более естественному для себя шоу-бизнесу — выступлениям поп- и рок-групп.
Поэтически активных людей в Казани немного. Кого можно отнести к данной категории? Это те, кто живо интересуются поэзией; в той или иной степени знают поэзию; в той или иной степени разбираются в ней; по возможности следят за современной литературной ситуацией; сами пишут и иногда публикуют стихи.
К ним примыкает приблизительно столь же немногочисленная группа “наблюдателей”. Сами они стихов не пишут и почти не читают, ни современных, ни классических, но довольно регулярно посещают литературные собрания — в качестве интеллектуальной разрядки.
Наконец, наверняка есть и просто читатели, и вполне возможно, высококвалифицированные, но число их учету не поддается, поскольку они ничем себя не проявляют и нигде не показываются. Будем полагать, их не меньше, чем стихотворцев и “наблюдателей” вместе взятых.
Казанский поэтический круг не только узок, но еще и довольно медленно меняется и пополняется. Наиболее заметные на нашей поэтической сцене авторы давно и хорошо известны местной публике: Тимур Алдошин, Сергей Кудряшов, Алексей Остудин, Алексей Кириллов, Нури Бурнаш, Алена Каримова, Анна Русс. Они формировали поэтическую жизнь города уже десять, а первые трое, пожалуй, и двадцать лет назад.
Общего, единого представления о современном поэтическом контексте у нашего поэтического бомонда, кажется, нет. О российских и мировых течениях, направлениях, модах и поветриях каждый узнает индивидуально. Во всяком случае, можно смело утверждать: казанской поэтической школы не существует, и никто из местных авторов не декларирует определенной стратегии по отношению к остальным коллегам по перу.
При подготовке этого материала был проведен анонимный опрос: кого респонденты считают наиболее значительными фигурами в современной русской поэзии (вопрос касался поэзии постсоветского пространства). В нем участвовали собственно поэты, примкнувшие к ним “наблюдатели” и студенты-филологи старших курсов Казанского университета — всего около пятидесяти человек. Для статистики цифры пренебрежимо малы, но выборка в данном случае проводилась именно среди той казанской публики, которая несомненно знакома с современной русской поэзией. Задавать тот же вопрос тысяче случайных прохожих на улице не имело никакого смысла.
Результаты получились небезынтересные. Вот несколько характерных примеров:
— Иосиф Бродский, Лев Лосев, Виктор Соснора, Олег Чухонцев, Юрий Левитанский, Давид Самойлов, Арсений Тарковский;
— Олег Чухонцев, Борис Чичибабин, Бахыт Кенжеев, Сергей Гандлевский, Всеволод Константинов, Вера Павлова, Ирина Ермакова, Зинаида Миркина, Инна Лиснянская, Юнна Мориц;
— Алексей Цветков, Иван Жданов, Юрий Кублановский, Олег Чухонцев, Сергей Гандлевский, Тимур Кибиров, Александр Кушнер, Виктор Соснора, Дмитрий Сухарев, Игорь Иртеньев, Бахыт Кенжеев, Евгений Рейн;
— Евгений Евтушенко, Глеб Горбовский, Александр Кушнер, Алексей Цветков, Бахыт Кенжеев, Владимир Гандельсман, Виталий Кальпиди, Александр Еременко, Андрей Поляков, Иван Жданов, Александр Кабанов;
— Евгений Евтушенко, Олег Чухонцев, Сергей Гандлевский, Андрей Василевский, Сергей Кудряшов, Андрей Макаревич, Илья Орлов.
И так далее. Какой отсюда следует вывод?
Налицо своеобразное представление о литературном контексте и едва ли не стремление к смешению авторов разной культурной генетики (бросается в глаза постановка в один ряд Чухонцева и Макаревича, Евтушенко и Кальпиди).
Или возьмем другой аспект проблемы — отношение к критерию “современности”. Тарковский, например, закончил свой путь в 1989 году, а стихи практически перестал писать к концу семидесятых. С тех пор многое произошло и в жизни, и в культуре. Современная ли это поэзия? Скорее, уже по умолчанию, классика. Выходит, назвавший Тарковского читатель дистанцируется от большинства поэтических имен наших дней, что само по себе знаменательно.
Результаты опроса зафиксировали не только пристрастия литпублики, но и обозначили мертвые зоны читательского внимания. Так, если судить по этим ответам, почти никого не волнуют, например, авангардные практики, минимализм, опыт концептуалистов, не говоря уже о постконцептуалистах, новейшая социальная поэзия и тексты поколения нулевых. Как будто всего названного не существует вовсе.
Получается, местный поэтический микрокосм в мировоззренческом смысле от многих нынешних художественных и литературных явлений жизни не то чтобы оторван — они зачастую им просто не принимаются всерьез. Даже при нынешней информационной проницаемости, круглогодичной фестивальной активности и обширных личных связях.
Тут бы и вынести из сказанного выше суровый вердикт: вот она и есть самая настоящая глухая провинциальность, сиречь ограниченность, косность, размытость вкуса и так далее. Вспоминается хрестоматийное:
В столицах шум, гремят витии,
Кипит словесная война,
А там, во глубине России —
Там вековая тишина.
Лишь ветер не дает покою
Вершинам придорожных ив,
И выгибаются дугою,
Целуясь с матерью-землею,
Колосья бесконечных нив…**
Но нынче классическая формула уже не кажется незыблемой. Если словесная война в столицах и кипит по-прежнему, то вековой тишины во глубине страны нет и в помине.
При всей внешней эклектике перечисленных и оставшихся за пределами текста мнений, в ответах респондентов прослеживается определенная закономерность.
Наши авторы и читатели, зная о современных формах бытования и объединения поэтов (кружках, фестивалях, “партийных” журналах), глубинно интересуются не столько ими, сколько отдельными именами и конкретными поэтическими достижениями. Некоторые из таких имен возникали в ответах с завидной регулярностью: О.Чухонцев (19 упоминаний), С.Гандлевский (13), Б.Кенжеев (11), А.Цветков (9), И.Лиснянская, А.Кушнер (8), И.Иртеньев, И.Ермакова, М.Амелин (7), В.Соснора (5). Из ушедших в мир иной назывались И.Бродский (15), Л.Лосев (12), Ю.Левитанский, Д.Самойлов (10), А.Тарковский (7), Б.Чичибабин (5).
Наметившаяся тенденция отнюдь не случайна. В период, когда в литературе и искусстве нет доминантного течения, а любые художественные установки могут быть аргументированно оспорены с позиций иных идейных и эстетических представлений, особый статус приобретают именно отдельные авторы, стремящиеся к художественной цельности на основе синтеза культурных форм и смыслов предшественников.
Такие фигуры естественным образом воспринимаются связующими звеньями между представителями множества альтернативных писательских и читательских объединений. Вокруг них возможно выстраивание некой иерархии и обозначение определенной аксиологии. Авторов подобного склада немного, но их авторитет и “вес” признаются зачастую не только их сторонниками, но и представителями иных эстетических групп.
Конечно, об окончательных выводах здесь не может быть речи. И потому в разговоре о соотношении столичности/провинциальности имеет смысл если не поставить точку, то взять паузу. Но перед ней все же нужен звонкий аккорд.
В начале этого года в российском поэтическом мире произошло любопытное социокультурное событие, странным образом до сих пор не нашедшее отражения на страницах литературных изданий.
Один остроумный журналист при помощи несложной компьютерной программы составил цикл претенциозно-бессмысленных виршей, придумал под них автора Б.Сивко (“бред сивой кобылы”), уговорил профессионального актера сыграть роль новоиспеченного гения и предъявил его почтенной публике в Центральном доме литераторов. Представители Московской организации Союза писателей России, впечатленные фуршетом, устроенным по случаю презентации самопальной книжки, поспешили выдать великому поэту земли русской членский билет и Есенинскую медаль в придачу. После чего автор актуального поэтического проекта раскрыл карты, пустив телесюжет о сокрушительном триумфе Б.Сивко в эфир, и теперь в Интернете с ним может ознакомиться каждый желающий***.
Эта очаровательная гоголевская история отдает сильнейшим провинциальным духом. Вот только случилась она отнюдь не в губернском городе NN.
В Казань и сейчас доезжает не всё. Но, может быть, все и не нужно?
* В российском прокате лента шла под названием “Залечь на дно в Брюгге”.
** Некрасов в 1858 году намекал на политическую ситуацию в России. Но стихи можно истолковать и как констатацию ситуации культурной.
*** Поэт Борис Сивко: http://www.youtube.com/watch?v=QslQlplscEQ.
