(о хайку и «трехстишиях»)
Опубликовано в журнале Арион, номер 2, 2012
Михаил Бару
ГОВОРИМ ЛИ МЫ ПО-ЯПОНСКИ?
(о хайку и “трехстишиях”)
Несколько лет назад в блоге Сергея Чупринина в ЖЖ я прочел статью о хайку, которую он написал для своего словаря “Русская литература сегодня: Жизнь по понятиям”. Не понравилась мне статья. Буквально из-за одного предложения и не понравилась. Даже из-за его части. Вот этой: “…и вряд ли стоит пересматривать — как предлагает Леонид Костюков — применительно к этому жанру “само понятие маргинальности””. Тогда я даже обиделся. Теперь, по прошествии шести или семи лет, понимаю, что обижаться тут не на что. Так русские хайку и не стали русскими, не стали явлением русской поэзии. Не обращает внимания на них, за редким исключением, литературная критика, не печатают, за тем же редким исключением, толстые литературные журналы, не…
Тут бы надо написать как минимум стостраничную монографию о зарождении, сегодняшнем и завтрашнем дне русских хайку, но… не напишу. Заметки, которые вы сейчас прочтете, не претендуют на объективность и глубину. Это не анализ, да и я не исследователь. Это скорее ощущения от наблюдений за процессом. Разрозненные и не очень систематизированные ощущения.
Хайку я начал писать лишь только потому, что с рифмованными стихами у меня получалось, мягко говоря… Как и всем графоманам, мне нужен был немедленный результат, а тут вдруг такая “простота” — ни тебе рифмы, ни ямба, которого я не отличал от хорея, ни анапеста с амфибрахием. В нужный момент мне на глаза попались переводы японских хайку и танка В.Н.Марковой. Ну, подумал я, уж это-то проще простого — три строки “свободного” стиха. Ни о каком верлибре я тогда не помышлял, а свободный стих понимал в прямом значении слова “свобода” — пиши, как в голову взбредет. Аналогично тому, как многие из нас свободу отождествляют с волей. У меня и в мыслях не было изучать японскую поэтическую традицию. Меня вполне устраивала русская. Поначалу всю информацию о японских хайку я черпал из переводов Веры Николаевны и предисловия к ее книге. Я имел смутное представление о том, что такое сезонное слово “киго” или о том, что такое “ваби”, “саби”, “каруми”. Честно говоря, я прочел все эти прекрасные хайку Басё, Бусона, Иссы и… забыл их, чтобы не мешали мне самому писать. Посмотрев в окно, я увидел не цветущую сакуру, не кусты хаги, не женщин в кимоно, а молоденькую осинку, под которой лежал нетрезвый и небритый мужчина в засаленной телогрейке и препирался с милиционером — у последнего, судя по тому, как он поигрывал дубинкой, явно кончалось терпение. Вот эту картину я постарался втиснуть в три строки.
Как-то раз весной, гуляя по берегу Оки, я “усиливался”, как сказали бы в позапрошлом веке, написать “нормальное” трехстишие об этой самой весне, о половодье, о прилетающих с юга птицах… и увидел в паре метров от берега брошенный и полузатопленный экскаватор. Мгновенно в голове вспыхнуло замечательное хайку Басё:
Как разлилась река!
Цапля бредет на коротких ножках,
По колено в воде.
Да, все именно так — и весна, и разлив реки, и… экскаватор вместо цапли:
Как река разлилась! —
Из воды едва торчит
Экскаватор брошенный.
Если быть до конца честным, то и сейчас, спустя два десятка лет и не одну сотню написанных хайку, я думаю, что… Впрочем, лучше Андрея Шляхова на эту тему не скажешь:
Мискант и хаги
В наших краях не растут
Мать-и-мачеха
И все же. Еще раз о традиции. Без разговора о ней, без того, чтобы не держать ее в уме как некий внутренний хайку-эталон, невозможно идти дальше. Могут устареть правила. Они и устаревают, поскольку мир вокруг нас меняется. Но я и до сих пор не знаю лучшего хайку, чем гениальное хайку Басё “на голой ветке…” Можно ли говорить о том, что оно устарело? Ни за что. Я не знаю более современного хайку. Но можем ли мы и, самое главное, должны ли оставаться в русле японской традиции? Для меня это вопрос вопросов. Конечно, если кто-то может писать на русском языке прекрасные русские хайку, оставаясь в этом русле, — честь ему и хвала. Я, например, не могу. Пробовал, когда начинал. И что-то такое получалось. Но это было именно “что-то такое”. Не более, чем стилизации. “Японески”, как некогда было остроумно сказано.
Да и понимаем/чувствуем ли мы по-настоящему японскую традицию? Подавляющее большинство русских хайдзинов по-японски не читает и не говорит. Все, что нам, пишущим русские хайку, известно о японских, мы знаем из переводов Марковой, Долина, Глускиной, Соколовой-Делюсиной и других перелагателей. С другой стороны, в нас укоренена иная поэтическая традиция — русская и, конечно, западно-европейская. Возможно ли ее выкорчевать и на ее место пересадить японскую? На мой взгляд, невозможно. То есть пытаться можно, конечно, но будет ли результат хорош? Приведу такой пример. Японская культура предполагает любование живой природой. Обратимся к цветам. Вот хайку Басё:
Внимательно вглядись!
Цветы пастушьей сумки
Увидишь под плетнем
Вглядись. Только вглядись. Для европейца же в порядке вещей эти цветы принести домой и уж там ими любоваться или размышлять об их участи. Прекрасное, на мой взгляд, хайку Златы Фельдман как раз иллюстрирует такой подход:
со вчерашним дождем
разминулись
срезанные цветы
Должен сказать, я сознательно оттолкнулся в этом примере от Басё. Давным-давно, когда я только начинал знакомиться с переводными хайку, в каком-то из предисловий к этим переводам я встретил именно такой пример, в котором с одной стороны было хайку Басё, а с другой стихи Байрона не то Гёте. Теперь у нас есть своя иллюстрация. Чему я очень и очень рад. Смогла ли японская поэтическая традиция заместить нашу? Не смогла. Повлияла, это без сомнения. Сильно повлияла. Но наша традиция все равно дала о себе знать. Пусть и неосознанно, но все равно — никуда мы от нее не делись. Плохо ли это? Да ни плохо и ни хорошо. Это объективная реальность, данная нам в русских хайку, да простится мне этот невольный каламбур. Если в этом хайку Фельдман метафора? Очевидно, что есть. На этой метафоре все и построено.
Разговор о метафоре хотел бы начать с довольно большой цитаты из статьи Харуо Сиранэ “За пределы “мгновения хайку”: Басё, Бусон и мифы современного хайку”*: “Разумеется, это верно, что начинающему автору хайку следует избегать явно заметных метафор и символов, но для более зрелого поэта это не может быть обязательным правилом. Напротив, такое ограничение вполне может препятствовать творческому развитию, превращению просто хорошего поэта в поэта выдающегося. Без символа и метафоры сложно добиться от хайку необходимой сложности и глубины, делающей поэзию предметом серьезного исследования. Принципиальная особенность использования метафоры в хайку — то, что она стремится быть как можно более тонкой и трудноуловимой. В хорошем хайку метафора всегда скрыта в самой глубине”. Тут, как говорится, комментарии излишни.
Мне кажется, что говорить о том, возможна ли метафора в русских хайку и стоит ли ей, если можно так выразиться, “предоставить права полноправного участника русского хайку-движения”, не имеет смысла. Метафора в русских хайку давно присутствует. Более того, некоторые “метафорические” хайку наших авторов, на мой взгляд, вообще из лучших, написанных за последние годы на русском языке. Чтобы не быть голословным, приведу примеры.
Спасаясь от ветра,
За ворот мне юркнула
Змейка дождя.
(Александр Врублевский)
Нет, не то чтоб конец ноября,
Но ищет куда приткнуться
Пламя спички в ладонях…
(Алексей Грохотов)
В ванной
Наши зубные щетки
Стоят, обнявшись.
(Валерия Крестова)
пробую небо —
здесь оно
такое высокое
(Дмитрий Кудря)
осеннее небо
вслед улетающим птицам
хлопает форточкой дом…
(Наталия Леви)
Ухо
огромное ухо ночи
висит за моим окном
(Ира Новицкая)
минус тридцать.
над дымом фабричной трубы
месяц задницу греет…
(Михаил Сапего)
след скорой зимы
у тебя в волосах
и во взгляде
(Георгий Филонов)
Тополь ты тополь
С полною грудью ворон
С гнездом в голове
(Андрей Шляхов)
И это лишь малая толика прекрасных хайку и трехстиший, которым место в разделе “русские метафорические хайку”. Интересно, что многие из них так или иначе могут быть уличены и в другом “страшном грехе” — антропоморфизме. Кстати, некоторые редакторы западных хайку-изданий заранее предупреждают: “никаких говорящих зверюшек в хайку”. Подумаешь, зверюшек… У нас оживает все — от домов до зубных щеток. Для меня главное, что оживает талантливо.
Вообще, метафора в русских хайку (да и вообще в хайку) — это больной вопрос. Можно или нельзя. А не 5—7—5 можно или нельзя? Два больных вопроса. Один больнее другого. Если честно, то для меня их теперь уже не существует. Можно все, что позволяет написать хорошее стихотворение. Пусть это будет неканоническое хайку. Пусть это будет “трехстишие”. Верлибр в три строки. Нельзя только писать плохие хайку. Можно подумать, что плохие верлибры в три строки писать можно. Тоже нельзя. И от того, что они написаны по правилам и все 5—7—5 как на подбор, они лучше не становятся. Вот, в США есть свод правил, утвержденных Американским Обществом Хайку. В этом своде все записано — что можно и что нельзя. Метафоры нельзя. Однозначно. Антропоморфизм запрещен. 5—7—5, правда, не соблюдают. Но раз хайку — обязательно о природе. Обязательно с сезонным словом в первой строке. Стали от этих правил американские хайку лучше? Мне кажется, что наоборот. Призываю ли я разрушать хайку-каноны и, наплевав на традицию, писать все, что в голову взбредет, лишь бы в три строки? Нет, не призываю. Полагаю, что прежде, чем писать хайку/сенрю/трехстишия надо самым тщательным образом изучить и понять традицию. Само собой, и лучшие образцы хайку, написанные с учетом традиции. Но ведь традиция не догма. Особенно в поэзии. Своеобразие же нашей ситуации состоит в том, что многие авторы вообще не имеют никакого представления о том, что такое хайку. Впрочем, это нормальная реакция любого человека: три строчки без рифмы — да неужто я так не смогу? Да запросто. Ан нет, непросто. И очень непросто. Иногда, случайно, может получиться. Даже у новичка. Но это будет редкая удача. Для того, чтобы получилось и во второй, и в третий раз придется кропотливо изучать традицию. Уж потом, когда она будет усвоена, позволить себе отходить от нее, если, конечно, такое желание и возможности будут. Если у вас получается писать с соблюдением 5—7—5 — прекрасно. Вот, Андрей Шляхов это умеет делать блестяще. С другой стороны, я знаю сочинителей, строго соблюдающих 5—7—5, чьи стихи оставляют меня совершенно равнодушными. Я однако не считаю 5—7—5 анахронизмом. Когда сам пишу, подсознательно стремлюсь именно к такому соотношению, поскольку начинал писать именно так. Но 5—7—5 для меня не самоцель. Пусть будет 6—8—6 или 7—9—7. Ничего страшного. Главное — это ритм. Вот он должен быть обязательно. Надо добиться, чтобы он был.
Вернемся к метафоре. Ничего не имею против нее в хайку или трехстишиях. Уточню — против интересной и свежей метафоры. А такую выдумать сложно, увы. Поэтому они редко в хайку удаются. Сложный это инструмент, и на нем сложно играть. Тем не менее, некоторым это удается.
Осень. По утрам
заморозки на почве
вчерашних обид.
(Ирина Акс)
мой телефон
молчит чужими голосами
дожди… дожди…
(Леонид Попов)
день все короче…
ветер ниткой дождя
пришивает к рассвету закат
(Станислав Суслов )
Скажем несколько слов и об аллюзиях. Японская поэзия хайку просто опутана аллюзиями, как сетью. И нити этой сети подчас такие тонкие, что без специальных пояснений неопытный, и особенно иностранный, читатель в них непременно запутается. По моим наблюдениям, многие из наших начинающих хайдзинов, обчитавшись до одури японской классики, начинают писать то, что, по их мнению, является аллюзиями на стихи Басё, Бусона или Иссы. Несть числа всем этим несчастным лягушкам, которые только и делают, что сигают с плеском разной громкости в наши родные болота и речки. Шагу не сделать, чтобы не наступить ненароком на улитку. Но это все же, как мне кажется, не столько аллюзии, сколько иллюзии насчет собственных стихов. О них и говорить нет никакого интереса. Но бывают и настоящие аллюзии в наших хайку. Их мало, но они есть. Что характерно, они как правило пародийные:
Выше, выше ползи
Вверх по лобовому стеклу,
Дождевая капля!
(Павел Захаров)
Из навоза
выползают на солнце жуки.
О, с какой неохотой!
(Владимир Забалуев)
Платье — долой!
Вспомнив Басё, квакну
И прыгну в воду
(Ольга Лаэдель)
томиком Иссы
прихлопнул-таки комара…
дальше читаю.
(Михаил Сапего)
Мало того, они могут быть обращены и не к стихам, а к прозе:
утренний лес.
вот-вот пробежит
кролик с часами
(Константин Карабчеев)
Или к стихам Маяковского, а заодно и к словам известной песни:
О месте поэта
в рабочем строю
я спросил у тополя
(Сергей Кистерский)
Аллюзия может быть к уж совсем невообразимой смеси немецкой поэзии и русской прозы:
остановись мгновенье
поворотись
экое ты смешное!
(Александр Беляков)
И сам я отдал дань аллюзиям. Замахивался на Мацуо нашего Басё. Да простит он меня, недостойного.
на голой свете
петя лежит одиноко
семейный вечер
Несколько слов в заключение. Все же я полагаю, что японское дерево под названием “хайку” на нашей почве и в нашем климате не будет давать японских же плодов. Какие-то видоизменения проявятся обязательно. Да и где они, наш климат и наша почва? В Москве? В Таллине? В Цюрихе? В Чикаго? В Аделаиде? Наверное, там, где мы живем, думаем и пишем хайку по-русски. Можно что угодно говорить, как угодно ругать нарушителей традиций (на самом деле и есть за что), но нарушений от этого меньше не станет. И в очередной раз напомню о том, что произошло с японскими куклами, которые у нас превратились в матрешек. Кто помнит теперь об их японском прошлом? Конечно, с хайку все не так просто, как с матрешками, но, как мне думается, русские хайдзины уже достаточно хорошо научились плавать, чтобы перестать плескаться в лягушатнике (во всех смыслах этого слова) и выйти в самостоятельное плавание. Это будет, как мне хотелось бы верить, корабль в составе русской поэтической эскадры, а не вспомогательное судно в составе японской.
Когда шесть лет назад мне довелось составлять антологию хайку “Сквозь тишину”, то под названием я приписал: “Антология русских хайку, сенрю и трехстиший”. Точно знаю, что слово “трехстишия” я и сейчас оставил бы на обложке. Что же до хайку и сенрю…
Мне самому вот этот, если угодно, заборчик, состоящий из японских терминов и как бы отгораживающий поэтов, пишущих трехстишия, от всех остальных русских поэтов, представляется излишним, даже вредным. Он не охраняет дом русских хайдзинов от бурь и непогод в пространстве русской поэзии, но превращает их жилище в резервацию. Еще в 2003 году, в последнем номере альманаха хайку и трехстиший “Тритон”, Д.Кузьмин писал: “Недавним выходом бумажного альманаха “Хайкумена” сетевое хайку-сообщество заявило о себе в полный голос. В этом голосе много живых и привлекательных нот, хоть и жаль несколько, что сценарий развития хайку-сообщества готов, кажется, воспроизвести американский — с более или менее сепаратным существованием по отношению к общему поэтическому пространству. Впрочем, говорить об этом пока рано”. Как в воду глядел. Так оно и оказалось. Теперь, через столько лет, можно и нужно сказать: говорить об этом самое время.
* Опубликована в альманахе “Тритон” № 3, 2002. Пер. с англ. Д.Кузьмина.
