Опубликовано в журнале Арион, номер 2, 2012
Сергей Стратановский
ФЕРАПОНТОВО
Евгению Звягину
Помню: шли из Кириллова
я и Звягин,
До сельца Ферапонтова
шли по дороге разбитой,
По дороге районной,
асфальтом еще не покрытой,
Шли вдвоем из Кириллова,
чтобы увидеть воочью
Слово Божие в образах,
мир иномирный, нетленный,
запечатленный на стенах
Приозерной обители.
Были мы не паломники,
просто искусства любители.
Где-то там, в чреве Рима,
капелла Сикстинская, в центре
Христианского мира,
а наша — не то что в безвестности —
В размонашенной местности,
в северной Фиваиде,
Безвозвратно утраченной.
В той расквашенной местности
шли мы по тракту разбитому,
Километрами грязи
к сиянию райскому, скрытому
За церковной стеной,
а еще за привычной, смурной
Пеленой повседневности.
ЛАПЛАНДЦЫ В ПЕТЕРБУРГЕ
Приезжали на святки
В Петербург со своими оленями
И катали желающих
по Неве от Фонтанки до Пряжки
На оленях в упряжке.
Колдуны они были
и умели обычное зренье
Искажать, искривлять,
тайновиденьем тьмы наделять его,
Тьмы не внешней, а внутренней.
Гоголь с ними якшался,
Достоевский у них научился
Нагружать этой тьмой
нескончаемый текст петербургский.
А еще лопари (так их звали)
Солнца сор по утрам по дворам собирали
И к себе увозили —
на тех же оленях — на Север.
КАСИМОВСКОЕ ХАНСТВО
Призрачным стало уже давно
Это странное ханство
в раздольях рязанских, под властью
То царей астраханских, то казанских,
казахских даже…
И стояло на страже
и войско его воевало
Рядом с Русью, бок о бок.
Вот и Орда тоже призрак,
Хоть иногда нам и снятся
Те сраженья жестокие,
где, стойкие, бились друг с другом
Наши предки,
в полях у Непрядвы серебряной,
У Оки и у Волги.
…
Дело долга и совести —
крестный облет вертолетами
Православных обителей,
всех в управляемой области.
Коллективный залет,
чтобы все обыватели видели
Благочестье начальства,
когда оно тайно печалится.
И тогда с ним случается:
в храме на службе стоянье,
И чаи с настоятелем
(в пост — сухари монастырские),
Ну и просьбы настырные
к Богу о росте доходов,
Иногда покаянье,
и непритворное вроде бы…
…
Всматриваясь в многоцветье
Русского прошлого,
в тысячелетье со дня
Омовений в Днепре,
и не то чтоб гордясь и любя,
Русь и князь говоря,
но всегда ощущая — моё,
И любя буквы речи —
все — от начала до “я”,
Не терпя только “ё”:
“ё-моё” со слезами и прочим
Бормотаньем нетрезвым.