Опубликовано в журнале Арион, номер 1, 2011
РАССКАЗ ПРО ЧАРЛЬЗА БУКОВСКИ
Выхожу на улицу и рядом с рекламным щитом “Ecco”
вижу Чарльза Буковски, казалось бы, мертвого человека.
Идет себе, как живой, со свертком в левой руке,
а в правой держит золотой ключик, как бабочку на поводке.
В глазах — инсталляция конца света,
а в остальном — похож на свои портреты.
Кричу ему:
— Привет, Буковски! Куда идешь? Ай лав ю!
Он отвечает:
— Иду в “Букбери”, покупать свои интервью.
Потом прищурился, и говорит:
— Боже мой!
Ты в моем вкусе! Детка, идем со мной!
Отвечаю:
— Буковски, твою мать,
ты бы не выпендривался, а научил бы меня писать!
Он говорит:
— Не пиши лирику, про чаек над морем —
как они летают, каркают, и все такое…
Много думай, но мало пиши о душе.
Пиши про шлюх, бабников и алкашей.
Поменьше соплей и нравственных поучений…
А давай зайдем в бар, сядешь ко мне на колени,
я закажу дринк, ощупаю твою фигуру
и все расскажу про американскую литературу.
Но вдруг как загрохочет небо! Ветер как налетит!
И его как букашку вдавило в рекламный щит.
Теперь он стоит, улыбаясь, с ботинком “Ecco” в левой руке,
но в правой все так же держит ключик на поводке.
А я вот сижу, думаю о душе,
пишу рассказ о бабнике и алкаше.
УХО ВАН ГОГА
одеваюсь
кладу в карман
отрезанное ухо Ван Гога
выхожу на улицу
вижу птицу
говорю:
— птица!
она не слышит
разворачивается
улетает
вижу собаку
говорю:
— собака!
она не слышит
разворачивается
убегает
вижу человека
говорю:
— человек!
он не слышит
разворачивается
уходит
(Боже мой!
почему все так глухи!?)
достаю из кармана
ухо
шепчу в него:
— …милый…
…милый…
…хотя бы ты, услышь меня…
. . .
я не видела “вихри космических бурь”
но видела пластичный танец занавески
вокруг цветущих бегоний
я не знаю как “рождаются вселенные”
но знаю как тяжело и мучительно
рождаются люди
я не представляю как “рвется ввысь нагая душа”
но знаю как она вздрагивает
когда оступается и падает
мой ребенок
РАССКАЗ ПРО ЧАРЛЬЗА БУКОВСКИ
Выхожу на улицу и рядом с рекламным щитом “Ecco”
вижу Чарльза Буковски, казалось бы, мертвого человека.
Идет себе, как живой, со свертком в левой руке,
а в правой держит золотой ключик, как бабочку на поводке.
В глазах — инсталляция конца света,
а в остальном — похож на свои портреты.
Кричу ему:
— Привет, Буковски! Куда идешь? Ай лав ю!
Он отвечает:
— Иду в “Букбери”, покупать свои интервью.
Потом прищурился, и говорит:
— Боже мой!
Ты в моем вкусе! Детка, идем со мной!
Отвечаю:
— Буковски, твою мать,
ты бы не выпендривался, а научил бы меня писать!
Он говорит:
— Не пиши лирику, про чаек над морем —
как они летают, каркают, и все такое…
Много думай, но мало пиши о душе.
Пиши про шлюх, бабников и алкашей.
Поменьше соплей и нравственных поучений…
А давай зайдем в бар, сядешь ко мне на колени,
я закажу дринк, ощупаю твою фигуру
и все расскажу про американскую литературу.
Но вдруг как загрохочет небо! Ветер как налетит!
И его как букашку вдавило в рекламный щит.
Теперь он стоит, улыбаясь, с ботинком “Ecco” в левой руке,
но в правой все так же держит ключик на поводке.
А я вот сижу, думаю о душе,
пишу рассказ о бабнике и алкаше.
УХО ВАН ГОГА
одеваюсь
кладу в карман
отрезанное ухо Ван Гога
выхожу на улицу
вижу птицу
говорю:
— птица!
она не слышит
разворачивается
улетает
вижу собаку
говорю:
— собака!
она не слышит
разворачивается
убегает
вижу человека
говорю:
— человек!
он не слышит
разворачивается
уходит
(Боже мой!
почему все так глухи!?)
достаю из кармана
ухо
шепчу в него:
— …милый…
…милый…
…хотя бы ты, услышь меня…
. . .
я не видела “вихри космических бурь”
но видела пластичный танец занавески
вокруг цветущих бегоний
я не знаю как “рождаются вселенные”
но знаю как тяжело и мучительно
рождаются люди
я не представляю как “рвется ввысь нагая душа”
но знаю как она вздрагивает
когда оступается и падает
мой ребенок