Опубликовано в журнале Арион, номер 4, 2010
Ната Сучкова
* * *
там, где в реку низвергается белая пена,
дядя Валера как римский патриций сидит
в тоге в цветочек, в своей простыне — Гай Валера.
В духе березовом сходит к нему благодать,
точно младенец, кряхтит он, и брови насупил,
он покупал и лавровый за сто двадцать пять,
но не понравилось — будто бы паришься в супе.
Мысли печальные, темные мысли оставь,
пенится пиво на дно жестяного поддона,
видится юной весталки священная стать
в облике нынешнем жаркой на кассе матроны.
Радиоточка шипит и эфиром плюет,
и ущипнув свое скользкое в мыле колено,
дядя Валера над Римом и миром плывет
на невесомом на теплом на облаке белом.
* * *
Полновесные, точно слова:
Телевизор, накрытый салфеткой,
Пульт, завернутый в целлофан.
И болоньевый плащик продрогший,
Перевернутый ковш на бачке,
Чуни, тапочки и калоши,
Удилок с поплавком на крючке.
Все прямое, жилое, живое,
Только фикус усами поник,
Где хозяин — ушел за водою?
Или выскочил в дровяник?
Хлопнет дверь, заскрипят половицы,
И с мороза потянет дымком,
Упадут на приступок голицы
С жирным масляным ободком,
И обив об порожек ботинки,
Он шагнет раскрасневшийся, важный
В черно-белую эту картинку
Из районной многотиражки.
* * *
она летит туда, куда ее уносит,
дыханья моего, любого сквозняка
трепещет и дрожит, пугается и просит.
в заплаканном окне — на свет или на тьму,
на сахарный сироп, на мутную отраву —
она мне не нужна, оставь ее тому,
кому она и так принадлежит по праву.