Опубликовано в журнале Арион, номер 2, 2010
Андрей Грицман
БЕРЛИН
Но просыпается жизнь берегами унылыми Шпрее.
Больше не слышно ни гула, ни серого запаха дыма.
Тлеет неслышно подземная черная сера.
Я здесь торчу полосатым столбом на границе
несуществующих зон наступления танковых армий.
Грустные птицы и мягкой генетики лица.
Дышит последним дыханием новая эра.
Кофе попью на углу туристом неспешным,
телепатируя женской душе на балконе.
Здесь прошагали когда-то мои по чужим пепелищам.
Все заросло теперь мертвым стеклом и бетоном.
Auf Wiedersehen, улетаю к себе, в Зазеркалье.
То ли кивок, то ли птица улыбки с балкона.
Тает фантом в ночном многоярусном зале.
Завтра — восход. При снижении к гавани слева
женской фигуры полет с вершины колонны.
* * *
Тени мечутся во тьме.
Перед сном гуляет горе,
на носу его пенсне.
Лучше выпьем чаю вместе,
будем дома, сломан лифт.
Все равно доходят вести
и душа во сне болит.
Разговаривают души,
все же легче говорить.
Ночью ты меня послушай,
утром кашу мне свари.
* * *
Остались последние приготовления.
Туман Калифорнии медленно тает
и застывает над мысом Доверия.
Гарь расставанья редеет над волнами.
Поселок невидимый в дым превращается.
Движется лодка рывками неровными,
на метр отплывает, потом возвращается.
А я достаю бутерброд и пильзенское,
надеясь на то, что приятна экскурсия.
В пуху на Кукуе тонет Введенское,
и брезжит, как прежде, заветная Турция.
Очерчена четко черта акватории.
В порядке последние приготовления.
Но кто-то стреляет прожектором в море —
Летит его перст по волне и по следу мне.